О чужих стихах, чужих письмах и чужаках в принципе

ЧАСТЬ ВТОРАЯ. ПОДОЗРИТЕЛЬНЫЕ ЛИЧНОСТИ

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ. О чужих стихах, чужих письмах и чужаках в принципе

Мимо. F6. Михаль просил поздравить. С профессиональным праздником.
К.

Минерва Макгонагалл и ночь воспоминаний

Хэллоуин неожиданно обрадовал погодой. Днем еще хмурилось немного, а к вечеру небо очистилось, и потолок Большого зала был весь усыпан звездами.
Банкет закончился. Ученики разошлись по гостиным – рассказывать малышам страшные истории у каминов, учителя – те, кто остался в школе на выходные, – еще сидели вокруг стола и, кажется, тоже слушали страшную историю в замечательном исполнении Филиуса. Ей с не меньшим интересом внимали директора: они все собрались на большой картине позади стола. Хотя нет, конечно, не все.

Минерва вздохнула. Помнится, Северус не придавал Хэллоуину такого особого значения, как его портрет. Но разве он виноват, что его таким нарисовали? И разве ей трудно уделить ему немного внимания, тем более что праздник уже закончился?
Так, он в кабинете или в учительской? Учительская ближе, и там точно никого нет, что к лучшему – в такие вечера профессору Снейпу не нужны лишние уши. Минерва отперла дверь, махнула палочкой, зажигая свечи и камин.
– Добрый вечер, профессор Снейп.
– Вы находите? – хрипловато откликнулся Снейп. Он стоял на ступеньках спиной к комнате, но Минерва могла бы поспорить, что он отвернулся только что, чтоб спрятать лицо.
– Погода хороша, – мягко заметила она. – Наверняка по Хогсмиду бродят целые толпы магглов, привидений и гриндиллоу, требуя конфет. Кажется, даже к Хагриду отправилась парочка капп. Во всяком случае, я думаю, что чашка с водой на голове должна изображать именно каппу.

Снейп повернулся, присел на ступеньки, грустно усмехнулся, показывая, что оценил попытку его развеселить. Минерва подошла к камину пошевелить угли, хотя никакой нужды в этом не было – зажженный волшебством огонь горел ровно. Но она знала, что Северусу легче будет заговорить, когда на него не смотрят.
– А тогда было пасмурно, – начал он. – К вечеру собрался дождь, но его разогнали фейерверками и падающими звездами. Волшебники не хотели, чтобы дождь испортил им праздник, а он в тот вечер был единственным, кто оплакивал погибших.

Когда шесть лет назад он сказал это впервые, Минерва заспорила. Ведь никто толком ничего не знал, о гибели Поттеров сообщили лишь на следующий день, а сколько волшебников приходили и приходят к развалинам дома в Годриковой Лощине, а сколько семей вызвались усыновить маленького Гарри! Не было ничего кощунственного в их радости в тот вечер, да и не все радовались. Не только Северус понес тяжелую утрату. Альбус винил себя в том, что не сумел защитить Поттеров, и решение отдать Гарри Дурслям далось ему нелегко. Рем потерял всех своих друзей...
Северус терпеливо слушал, грустно улыбаясь и не перебивая, пока Минерва сама не поняла, что это несопоставимо. Она замолчала, и несколько минут они вдвоем слушали веселый гул, долетавший из Большого зала. Северус будто ждал чего-то, а она совершенно не знала, что делать. Тогда он заговорил, против обыкновения не саркастично, а мягко:
– Я не хотел вас огорчить, мадам директор. Просто в такие вечера особенно остро ощущаешь необратимость... и одиночество... Я знаю, вы хотите меня утешить – не нужно. Я давно мертв, как и она, я уже вовсе не я, а лишь воспоминание обо мне, из холста и красок. Воспоминание в плену воспоминаний...
Он улыбнулся грустно, но уже без горечи, поднялся, и с его колен на землю скатился скомканный пергамент.
– Вы уронили, профессор, – окликнула его Минерва.
– А, это... – он поднял листок и сунул его в карман. – Вы правы, его следует подобрать, не нужно засорять хороший пейзаж скверными стихами.
Минерва мысленно выругала себя за недогадливость.
– Вы писали их, когда я вошла. Прочтете?
– Они бездарны. Я лучше почитаю вам Верлена – маггловское происхождение не мешало ему писать волшебные стихи. Хотите?

Она хотела – Снейп в самом деле хорошо читал, играя бархатными интонациями, и звуки чужого языка придавали особую прелесть чтению. Шекспир, а еще Гораций, Петрарка и Рембо, всегда в оригинале и всегда кстати. В тот раз, наверное, тоже было кстати – что-то о воспоминаниях, золотых волосах и первом «да» из любимых уст.

Минерва больше никогда не напоминала об Альбусе или Реме – профессор заводил этот разговор не для того, чтоб его переубедили. Так что теперь она тоже молчала, слушала потрескивание огня в камине и смотрела на неподвижную фигуру на картине. Потом Снейп шевельнулся, снял желтый листок с мантии, положил его на ладонь, и Минерва решила, что это вполне подходящий момент.
– Северус... Почитайте мне то стихотворение. Вы знаете...
Он быстро взглянул на нее через плечо:
– То самое?
– То самое, – кивнула Минерва.
Снейп переплел пальцы, потом решительно откинул с лица волосы и поднял взгляд к горизонту.

– Souvenir, souvenir, que me veux-tu ? L'automne
Faisait voler la grive à travers l'air atone,
Et le soleil dardait un rayon monotone
Sur le bois jaunissant où la bise détone... *

Его голос смолк, и когда Минерва посмотрела на картину. Снейпа там уже не было. Она улыбнулась, погасила свечи и тихо вышла в коридор. Теперь все будет хорошо, теперь он поднимется в кабинет, там его уже ждет Альбус с чаем и лимонными дольками.
– Угощение или трюк, мадам директор! – раздался противный голос над головой.
Минерва укоризненно посмотрела вверх.
– Пивз, ну хоть ты-то сегодня меня не трогай!
Пивз с хохотом помчался в Большой зал.

==========================================================
* Начало стихотворения П. Верлена «Nevermore»

Souvenir, souvenir, que me veux-tu ? L'automne
Faisait voler la grive à travers l'air atone,
Et le soleil dardait un rayon monotone
Sur le bois jaunissant où la bise détone...

Nous étions seul à seule et marchions en rêvant,
Elle et moi, les cheveux et la pensée au vent.
Soudain, tournant vers moi son regard émouvant
“Quel fut ton plus beau jour?” fit sa voix d'or vivant,

Sa voix douce et sonore, au frais timbre angélique.
Un sourire discret lui donna la réplique,
Et je baisai sa main blanche, dévotement.

– Ah ! les premières fleurs, qu'elles sont parfumées !
Et qu'il bruit avec un murmure charmant
Le premier oui qui sort de lèvres bien-aimées!

Зачем ты вновь меня томишь, воспоминанье?
Осенний день хранил печальное молчанье,
И ворон несся вдаль, и бледное сиянье
Ложилось на леса в их желтом одеянье.

Мы с нею шли вдвоем. Пленили нас мечты.
И были волоса у милой развиты, -
И звонким голосом небесной чистоты
Она спросила вдруг: «Когда был счастлив ты?»

На голос сладостный и взор ее тревожный
Я молча отвечал улыбкой осторожной,
И руку белую смиренно целовал,
– О первые цветы, как вы благоухали!
О голос ангельский, как нежно ты звучал,
Когда уста ее признанье лепетали!

==========================================================

Гарри Поттер и Северус Снейп

Гарри совершенно не представлял, как оживляют портреты, и волновался куда сильнее, чем когда выбирал эскиз. Тогда все было ясно, он сразу увидел портрет, вернее, будущий портрет – настоящего Северуса Снейпа, каким его никто не знал. Разве что Дамблдор... И вот теперь все готово, ничего уже не нужно выбирать, и все же Гарри волновался и рад был, что Джинни, Рон и Гермиона рядом. Их пригласили в Хогвартс, репортер из «Пророка» вертелся рядом, снимал гостей и оба портрета: выполненный по эскизу и стандартный директорский – в тяжелых посеребренных рамах. Потом все затихли, и министерский чиновник повернулся к Гарри:
– Мистер Поттер?

Гарри растерялся, но Гермиона сжала его руку, шепнула: «Приступайте!».
– Приступайте, – повторил Гарри, и вышло уверенно и торжественно.

Чиновник коснулся полотна палочкой – и кресло на директорском портрете опустело. Вторая картина дрогнула, перспектива ее углубилась, занавесь на окне зашевелилась от сквозняка. Северус Снейп обернулся.

Потом, когда директорскую раму перенесли в кабинет Макгонагалл, повесили рядом с портретом Дамблдора и деликатно оставили директора Снейпа осваиваться на новом месте, Гарри присоединился к маленькой компании, которая повезла вторую картину в музей. Пустую раму повесили безо всякой торжественности – все отложили до официального открытия. Чиновник уточнил, всем ли доволен мистер Поттер, и зашагал к берегу реки – аппарировать в Лондон. Пора было уходить, но Гарри ждал неизвестно чего, глядя на нарисованное окно.

Дождался. Снейп шагнул из-за рамы, присел на подоконник, глядя в сторону. Откашлялся и, к огромному облегчению Гарри, заговорил первым.
– Я понимаю, что своим портретом в кабинете директора Хогвартса обязан вам, Поттер. Я благодарен. Не представляю, чего вам это стоило.
– Вы заслужили, – тихо проговорил Гарри. – Если бы не вы, от Хогвартса б вообще ничего не осталось.
И заговорил дальше, опасаясь передумать:
– Мне жаль, что вы умерли, и многим жаль, поверьте. Теперь, когда все знают, какой вы на самом деле.

Снейп молчал, но не тяжело, а так, печально. Взгляд его бродил где-то далеко, пальцы безотчетно сжимали тонкий цветочный стебель.
– Не огорчайтесь, Поттер. Это к лучшему. Я очень скучал. Моя смерть не была напрасной, и единственное, чего я опасался, – что она была преждевременной. Но вы все сделали правильно, Дамблдор в вас не ошибся.
Стало легче. Гарри думал, что Снейп вернется в Хогвартс, но тот по-прежнему сидел на подоконнике, погруженный в свои мысли, и даже, кажется, чуть улыбался – совершенно незнакомое выражение, от которого все лицо его смягчилось и посветлело. Нет, знакомое. Гарри вспомнил, он видел эту улыбку – в воспоминаниях профессора. Когда мама называла его по имени.
– Профессор, – решился он. – Расскажите мне о ней...
Снейп вздрогнул, знакомым жестом завернулся в мантию, прижимая цветок к груди.
– Я рассказал все, что мог. Показал... Говорить об остальном – не просите, это личное, слишком... Это мое.
Он резко поднялся, обернулся через плечо.
– Она прекрасно играла в плюй-камни. И не жаловала квиддич.
И скрылся за рамой.

Гарри Поттер и червь сомнений

Гермиона была беременна. Нет, не так. Гермиона! Была! Беременна!!! Рон сиял и держал жену под локоть так, будто она уже на сносях, а не узнала радостную новость несколько дней назад.

Гарри понимал его. Он видел, как Рон возится с Джимом, он замечал, какими глазами Рон смотрит на стремительно круглеющий живот Джинни – уже второй раз! – он знал, что они с Гермионой стараются и уже даже немного нервничают: все-таки шесть лет стараний должны увенчаться успехом. И вот успех.

Традиция собираться на Хэллоуин у Люпинов пришлась как нельзя кстати: новость сообщили сразу всем. Миссис Тонкс, Флер, Джинни и Тонкс обнимали Гермиону все сразу, засыпали поздравлениями, расспросами и советами. Гарри, Люпин, Невилл и Билл хлопали Рона по плечам, шутили и подмигивали наперебой. Профессор Смит, хогвартский зельедел, скромно стоял поодаль, но Рем не дал ему долго отмалчиваться, подтащил к счастливому будущему отцу.

– Поздравляю, мистер Уизли.

Голос у него был хриплый и резкий – Гарри уже знал, что это последствия старой травмы в заповеднике, как и ожог на пол-лица, и понимал, что кривая ухмылка из-под повязки – на самом деле вполне искренняя улыбка. Да и Рон улыбнулся ему как знакомому.
– Рон.
– Верно, я забыл. Рад за вас и вашу жену, Рон.
– Мы с профессором Смитом познакомились, когда он заходил в магазин, – объяснил Рон.
– Купил всего понемногу, – проскрипел Смит. – Готовить противоядия от вашего товара – теперь моя работа.
– Эван справляется, – вмешалась Тонкс, – не чета прежним зельеделам.
– Не говорите этого при Роне, – Смит поднял руки, будто защищаясь. – А то они с братом начнут гонку вооружений, и мы с мадам Помфри капитулируем.
Рон радостно рассмеялся.
– Профессора Снейпа в помощь возьмите, – посоветовал он. – Как он там, кстати? Еще не выжил вас из школы?

Гарри вздрогнул и понадеялся, что этого никто не заметил. Он не любил разговоров о портрете Северуса Снейпа и еще больше не любил насмешек над ним, но не хотелось никому портить настроение. Впрочем, заметила Гермиона и тут же пихнула Рона локтем в бок. Ситуацию спас Рем – он появился, ведя палочкой перед собой целый рой стаканов с сидром.

– Разбирайте! Гермиона, для тебя отдельно сок. Будущим мамочкам – ни капли алкоголя

– Эй! – Джинни помахала рукой. – Ко мне, надеюсь, это тоже относится?
Рем преувеличенно трагично развел руками – прости, Джинни, сегодня Рон и Гермиона герои дня, забыл совсем – и призвал еще один стакан. В радостном смехе и шуме потонул опасный вопрос Рона, и Гарри вздохнул с облегчением.

– Гарри! – Тедди нетерпеливо подергал его за рукав.
Тонкс настаивала, чтоб сын называл крестного хотя бы «дядя Гарри», но «дядю» передергивало от этого обращения.
– Гарри! Пора уже, а? А то без нас все конфеты разберут.
– Да! – спохватился Гарри. – Сейчас мы из тебя такого гриндилоу сделаем, отец родной не узнает!
– Он узнает, – очень серьезно вздохнула Виктуар, без нужды поправляя феины крылышки. – Он знаете, как чует? Играть с ним в прятки совершенно невозможно...

Гермиона прыснула.
– Готовься, – предупредил Гарри. – Оглянуться не успеешь – будешь коллекционировать перлы собственного отпрыска.

– А что, Джим уже мочит корки?
– Он молча такого жару задает... С ужасом жду, когда начнет болтать!..
– Ну Гарри! – возмутился Тедди.
– Все, все, уже делаем! – Гарри втащил крестника на колени. – Итак, зеленые лохмы – раз!
Тедди зажмурился, и его каштановая шевелюра стала бирюзовой.
– Я же говорила, из него выйдет прелестная фея с голубыми волосами, – негромко заметила Гермиона.
– Вики ни за что б не разрешила отрастить ей длинный нос, – вздохнул Гарри. – Ладно, все равно никто не понял шутки.
– Я поняла, – вмешалась Тонкс. – Мне папа читал... О, Хороший человек, кажется, тоже читал маггловские сказки, вон ухмыляется.
– Хороший человек?
– Ага. Рем его так назвал, и я называю.
Что-то царапнуло внутри, ерунда, конечно, Рем вправе общаться с кем хочет и как хочет, но прежних зельеделов на хэллоуинские посиделки не приглашали. Даже Слагхорна – он был не из этой компании.
– И что, вправду хороший?
– Гарри-и-и... – заныл Тедди, и Тонкс ухватила его за нос.
– Не отвлекайся, молодой человек! Делаем гриндилоу! Расти, нос! Расти, хвост!
– Баба, ду какой хвост! – прогундосил Тедди.
– А какой гриндилоу без хвоста? Рем! У гриндилоу хвост есть?!
– Нету! – отозвался Рем.
Тедди радостно показал длиннющий язык и поскакал к двери.
– Вики! Бери котелок, пошли!

Тонкс отправилась за детьми, а Гарри вернулся к столу с сидром и угощением и сам не заметил, как оказался у камина, где неслышно за общим шумом беседовали Рем и Смит. Как оказалось, о Снейпе. Гарри был уверен, что разговор завел этот Хороший человек, будь он неладен.
– Я как раз говорил Люпину, что не все празднуют сегодня, – глядя на Гарри, проговорил Смит.
– Вы намекаете, что и мне не стоило бы? – напрягся Гарри.
– Что? О, нет... Просто, когда я еще не знал, что буду праздновать вне школы, меня предупредили, что профессор Снейп...
– Насколько я помню Северуса, – отмахнулся Рем, – он был в Хэллоуин не мрачнее обычного. И с удовольствием делил с коллективом праздничный ужин. Но портрет, разумеется, другое дело... – он осекся.
– Чем больше узнаю о профессоре Снейпе, тем меньше понимаю, – неприятно ухмыльнулся Смит.
– Послушайте, что вам до Снейпа? – не выдержал Гарри. – Он умер, спасая школу, всех учеников и меня лично. Его считали убийцей и предателем, а это была неправда. Он заслужил, чтоб его портрет висел с остальными, вот и все. Он был директором Хогвартса, а портреты всех директоров есть в кабинете.
– Не у каждого директора есть музей, – хмыкнул Смит.
– Он был героем. Вас здесь не было, вы не можете представить, что творилось в Англии, магглорожденных убивали или сдавали в министерство за деньги, как... не знаю, как товар. Он... если бы не он, Хогвартс стал бы бойней, Кэрроу просто убивали бы полукровок на уроках...

Гарри замолчал и потер виски. Он повторял это много раз: в суде, Дэннису для его книжки, Рону, Гермионе и Невиллу, и снова в суде. Снейп выполнял распоряжения директора Дамблдора, он шпионил для Ордена Феникса с восьмидесятого года, он сумел убедить Волдеморта в своей преданности, чтобы защитить школу, учеников, он передал им меч Гриффиндора, он знал, что будет убит как мнимый хозяин Старшей палочки, – и был убит, страшно, отвратительно, медленно. И цеплялся за жизнь, чтобы успеть отдать ему, Гарри, свои воспоминания, которые ничего не решали на самом деле и нужны были, только чтобы оправдать Снейпа в глазах того единственного человека, чье мнение имело значение. Не Гарри Поттера, нет. Сына Лили Эванс.
И вот теперь какой-то подозрительный тип попрекает его музеем?

Рон и Гермиона, к счастью, подошли к камину и нарушили неловкую паузу.
– Ну, как поживаете, Эван? – поинтересовался Рон. – Справились с «Патронусом»?
– Справляюсь понемногу, – неловко отозвался Смит.
Гарри навострил уши.
– А что не так с «Патронусом»?
– Представь, Эван не умеет его вызывать. В Румынии дементоры не водятся.
– Вот как, – непонятно отозвался Рем. Похоже, для него это тоже оказалось сюрпризом.
И Гарри не сдержался:
– С дементорами вам повезло, конечно, но вот «Патронусу» лучше научиться.
– Да, я знаю, это еще и прекрасное средство связи, – Смит принужденно улыбнулся.
– И не только, – продолжал Гарри, не отрывая от него взгляда. – Ваше везение может сослужить вам плохую службу. Здесь, в Англии, всем известно, что Упивающиеся смертью не умели вызывать патронуса.
– Кроме, разумеется, профессора Снейпа, – проговорил Смит.
– А вы не слышали, какая у меня история приключилась на работе? – громко вмешалась Гермиона. – Помните того колоритного грека, Аристидеса? Я о нем уже говорила...

Ни о каком Аристидесе Гарри не слышал и Гермиону едва слушал, но был ей очень благодарен. Горячая волна волнения и злости уходила, сознание прояснялось. Чего он разошелся, в самом деле? Смит чужак, любопытный и бестактный, лезет без мыла, попадает в болевые точки, сам того не зная, вот и все. Профессор Снейп изводил всех зельеделов – это Невилл рассказывал. Просто прежние зельеделы не ходили в гости и не лезли не в свое дело.
Гарри вздохнул, успокаиваясь, и прислушался к истории Аристидеса.

– ... Руки целует, только что в ногах не валяется Мол, если что, то луну с неба, Зевса с Олимпа – ну, вы ж понимаете. По гроб жизни. Я уже сама не рада, что вспомнила про эту дурацкую поправку... – Гермиона задумалась. – Нет, все-таки рада. Церберов пришлось бы усыплять, а собачек жалко, они ж не виноваты, что этот сатир их не стреножил, как полагается... В общем, если кому вдруг что понадобится с афинского черного рынка, обращайтесь. У меня там теперь связи...
– Кстати о церберах... – Рон ударился в воспоминания о близком знакомстве с этими чудесными собачками на первом курсе Хогвартса, и разговор больше не сворачивал на опасную тему.
Вернулась Тонкс, оставив своего гриндилоу и его златокудрую подружку на попечении Билла и Флер. Джим хныкал и тер глаза, Невилл и Ханна исчезли, и никто не заметил когда. Смит церемонно раскланялся, отказался от проводов и ушел.

– Джинни, еще минутку подождешь, ладно? – Гарри пристроил сонного сынишку на колени Рону. – Рон, вы еще не уходите?
– Я жену потерял, – признался Рон. – Сейчас найду – и уходим, ей спать пора, по-хорошему.
– Я сейчас два слова Тонкс скажу, и вместе пойдем, – пообещал Гарри.

Гермиона очень кстати нашлась возле Люпинов – Тонкс что-то шептала ей на ухо, Гермиона хихикала, Рем терпеливо топтался в паре шагов.
– Уже уходите, Гарри?
– Да, только мне нужно Тонкс кое-что сказать...
– Дора! – позвал Рем.
– Ага. Ну все, пока! – Тонкс повернулась к Гарри. Рем шагнул к двери.
– Дора... – неловко начал Гарри.
– Стукну, – тут же отозвалась она.
– Извини. Тонкс, я спросить хотел. Этот Смит, он... Что он за человек?
– Хороший мужик, – пожала плечами Тонкс. – Зельедел прекрасный. Ребята его любят. Тебя что-то конкретное интересует?
– Кто он, что он, откуда взялся, чем занимался раньше... Ты что вообще про него знаешь?
– Ну, взялся он, положим, из Румынии, из Карпатского заповедника. Кстати, можешь Чарли написать, они приятели вроде. Там в лаборатории работал, сырье заготавливал, детишек местных учил...
– И долго он там проработал?

– Да я-то откуда знаю? – Тонкс вздохнула. – Учился, говорит, в Дурмштранге...
– Говорит?
– Ну, без диплома Макгонагалл бы его на работу не взяла. Что не так, Гарри?
Он тряхнул головой, улыбнулся через силу.
– Не знаю. Наверное, просто паранойя. Ладно, не бери в голову. Спасибо за вечер, здорово было.

Гарри двинулся обратно в гостиную, но замер на пороге: в коридоре разговаривали, было неловко подслушивать, но еще хуже – влезать в разговор.
– Нет, если ты просто пошутила...
– Ладно, ладно, Рем, говори. Вызвалась – сделаю.
– Я понимаю, это может быть сложно, откажешь – без обид.

Гарри не смог удержать улыбки – воображение живо нарисовало лицо и глаза Рема, то непередаваемое выражение, с которым он наверняка произносил эту фразу. Шумный вздох, опущенные плечи и взгляд, как у голодного Клыка, – если уж Рем Люпин просил, отказать ему было невозможно.

Коротко сверкнул «люмос». Гермиона охнула тихонько.
– Да уж, профессор Люпин, вы простых задачек не задаете. Сложно – не то слово. Этот заказ Азкабаном пахнет.
– Я не думал, что все настолько серьезно. Извини, забудь.

Хлопнула дверь.
– Народ, вы там уснули, что ли? – позвала Джинни. – Домой пора!

Гарри, уже не скрываясь, прошел в гостиную. Вернулись Билл и Флер с детьми, Тедди шумно хвастался полным котелком сладостей, Рон возился с камином, Джинни обнимала Гермиону и давала ей последние ценные советы, и Гарри уже готов был бы поверить, что ему примерещился пугающий разговор в темном коридоре, если бы не Рем. Он улыбался и таскал сладости из котелка, но глаза – ровно тот взгляд, который себе представил Гарри.
Гермиона подошла к нему, быстро оглянулась.
– Давай пергамент. Я посмотрю, что можно сделать. Две унции?
Рем просиял.
– Для верности три. Спасибо, солнышко. Мне очень нужно, правда!
В глазах его светилась такая неподдельная радость, что хотелось обнять и трепать по загривку, как большую собаку, что тут же и сделала Тонкс.

Джинни в очередной раз напомнила – пора домой. Гарри подхватил спящего сына и нырнул в камин. Все было хорошо и спокойно, вот только мелкая заноза никак не хотела выскакивать из памяти: этот заказ Азкабаном пахнет.

Эван и вести издалека

За окном лупил дождь, второй день почти без перерыва. Капли звонко щелкали по подоконнику. Уизли открыл дверь, впустив облако стылого мокрого воздуха, с которым, впрочем, согревающие чары быстро справились. Сбросил сапоги, облепленные грязью по самые отвороты, подошел к койке.

Эван лежал, подтянув колени к груди.
– Ты как? Не лучше?
Он молча качнул головой. Дождь, куда уж тут лучше. Болят мышцы, ноет поясница, надо бы сходить до ветру, но мысль об этом внушает отвращение: больно и унизительно. Хотя Уизли благородно делает вид, что не слышит его стонов и ругательств.
– Кто вместо меня дежурит?
– Всеслав. Говорит, долг возвращает.
– Долг, – хмыкнул Эван. – Я ему уже новолуний задолжал, не расплачусь.
– Расслабься, ты на больничном. Со всеми бывает.
Эван закрыл глаза. Уизли еще немного постоял над душой, потом отошел. Длинно заскрипел стул.

Под шуршание пергамента и скрип пера Эван задремал и проснулся от резкого звука. Дверь хлопнула – Уизли вышел.
Постанывая и поругиваясь, Эван вылез из-под пледа и поплелся в туалет. Ему казалось, он простоял там вечность, но когда он плелся обратно, Уизли все еще не было. На столе валялся кусок пергамента, небрежно прижатый драконьим зубом, и последняя недописанная строчка просто прыгнула в глаза: «Никогда б не подумал, что Малфеныш...».

Эван молча метнулся к столу. Вернее, хотел метнуться, а на самом деле сделал два неуклюжих шага, придерживая поясницу.

«Глазам не поверил, когда прочитал про свадьбу Луны и Драко. Никогда б не подумал, что Малфеныш...» Верх письма прятался под зубом, и Эван не решился его трогать. Рядом лежал листок, исписанный круглым почерком, он быстро выхватил из середины: «Перси заходил на днях, дела у него прекрасно, показывал фотографии и обещал сделать еще, пришлю следующим...»
Эван прислушался – но мерный стук капель заглушал другие звуки. Палочка... Палочка, по вбитой накрепко привычке, – в кармане. Он стиснул ее, сверля взглядом коробку из-под вафель – под сдвинутой крышкой виднелись письма. А время идет...
Поиск! Красные строки зазмеились из-под крышки, вспыхивали и гасли прямо в воздухе.
«Гарри, бедняга, эти бесконечные суды его изматывают... добиться условного наказания для всех Малфоев, подумать только... портрет директора Снейпа – вышло очень красиво... и сам знаешь, половину так и не опознали, и даже если опознают – всегда отопрутся, что действовали под «империо», Кигана и Яксли объявили в розыск, Роула и Стокдейла арестовали, а доказательств нет, метку им не поставили, и я их видел мельком и краем глаза, и даже мыслив не помог... Амбридж и Селвин валят друг на друга, только успевай записывать...»

Он уловил все же чавканье глины среди монотонной барабанной дроби, махнул палочкой, пряча следы, и даже успел дохромать до койки. Повалился боком.
Уизли внес промокшую сумку и принялся выставлять на стол бутыли и пузырьки.
– Не спишь, Эван? Меня Дрэджеску нагрузила всем, чем надо. Вот, это для почек, это, сказала, твой горлодер настоялся, она слила и процедила, можешь выпить, если будет желание потрепаться. А этим велено спину растереть. Она сама вызывалась, но я отказался. Правильно? Спину давай. И не шипи, она там без тебя зашивается, да и Слава пожалей.

Эван стащил футболку, замотал в нее предплечья.
– От плеч и чуть ниже лопаток, – прохрипел он. – Мази – с крупную виноградину на каждую половину. И мажь лопаточкой, руки потом не отмоешь.
Он помолчал, чувствуя, как тепло разливается по больным мышцам, и добавил:
– Дождь закончится – я встану на ноги.
– А тролль его лысый знает, когда он закончится, – буркнул Уизли. – Лечись давай, впереди зима, а это еще хуже.

Гарри Поттер и трудный разговор

Гарри не сразу решился пойти в Хогвартс. Несколько дней он пытался прикинуть, не получится ли встретиться с Минервой Макгонагалл невзначай, скажем, в Хогсмиде, и поговорить за чашечкой чая. Но для этого пришлось бы дежурить в «Трех метлах» несколько дней, а то и недель.
И Гарри отправился в Хогвартс. Он выбрал выходной, чтоб не отвлекать Макгонагалл от дел. Джинни забрала Джима и поехала повидаться с матерью, она вряд ли вернется раньше понедельника.
У Хогвартса лил дождь, и Гарри, хоть и наколдовал «зонтик», промок и продрог. Ворота приветливо распахнулись перед ним, а в школьном дворе, казалось, и дождь поутих.

Директор Макгонагалл встретила его в вестибюле.
– Гарри! – она взмахнула палочкой, и теплый ветер мгновенно высушил одежду и волосы. – Заходи, я так рада видеть тебя. Погода... Тебе нужно было прислать сову, я бы открыла камин.
– В такую погоду и сову жалко, – улыбнулся Гарри. – Как поживаете, профессор Макгонагалл?
Вскоре он уже сидел у камина, грыз тритончика, пил чай с вареньем и чувствовал себя будто и не в кабинете директора, а в гостях у Андромеды Тонкс. Дождь стучал в узорчатое окно, за которым сгущались ранние ноябрьские сумерки, ветер свистел в каминной трубе.

Портреты директоров посапывали в своих рамах. Гарри быстро взглянул на стену – портрет профессора Снейпа пустовал. Гарри вздохнул с облегчением – и тут же устыдился.
Обсудили школьные дела, проделки Джима и успехи Тедди, Макгонагалл справилась о Джинни и Гермионе, Гарри – о Невилле и Ханне.
– Я совсем тебя заговорила, – вздохнула Макгонагалл. – Ты по делу, Гарри?
– Я... да, честно говоря, просто зашел узнать... – начал было Гарри, но встретился с Макгонагалл глазами и умолк.

Хватит недооценивать Минерву Макгонагалл, – мысленно прикрикнул он на себя. – Она была в Ордене Феникса, она организовала оборону Хогвартса, она его вытащила из руин, она уже седьмой год его тащит. Может, хватит играть в нарушителя школьных правил?

– Я хотел поговорить с вами об Эване Смите,– решился он.
– Наш зельедел, – кивнула Макгонагалл. – А что с ним?
– Хотел бы думать, что все нормально, – неуверенно усмехнулся Гарри. – Понимаете, может, я просто дую на воду...
– Зельеделы у нас меняются каждый год, – пожала плечами Макгонагалл.
– Но первый раз – незнакомый человек, – подхватил Гарри. – Ведь прежде это были наши выпускники, за которых могли поручиться.
– Я поняла, о чем ты, Гарри. Но он не такой уж чужак, он друг Чарли Уизли, они вместе работали в заповеднике, и Чарли его прекрасно аттестовал. Я понимаю твое беспокойство... Ты с ним общался или знаешь только заочно?
– Пообщался на Хэллоуин, – хмыкнул Гарри. – И потому я здесь. Он мне не нравится, профессор Макгонагалл. Я понимаю, это звучит как паранойя, но... Разные мелочи. Вы заметили, он все время пьет из своей фляги?
– Я тоже вспомнила Барти Крауча, – кивнула Макгонагалл. – Это лекарство, ему нужно постоянно увлажнять горло.
«Хорошая отмазка», – подумал Гарри.
– Я думала и над тем, почему он уехал из Румынии, – продолжала Макгонагалл. – Видимо, все здоровье в заповеднике оставил. У него больная спина, руки обожжены, с лицом – сам видишь что. Наверное, решил податься в школу, пока руки-ноги на месте.
– Наверное, – неуверенно согласился Гарри.
– Я присмотрю за ним, – проговорила вдруг Минерва. – Я понимаю, это трудно объяснить словами, но что-то в нем есть... Расспросы, газеты. Но если он просто собирает информацию о ком-то из своих знакомых или друзей...
– В стане упиванцев, – подхватил Гарри.
– Возможно, и так. А может, просто охоч до сплетен. Он хороший зельедел и хороший педагог, Гарри. А Рем считает, что и хороший человек.

Рем считает, да... Гарри разговаривал с ним вскоре после Хэллоуина. Он не видел Рема давно, пропустил пикник, так что изменения сразу бросились в глаза – Рем выглядел куда лучше, чем весной. Понятно, что лето, тепло и прогулки на воздухе, но все же – казалось, у него даже поубавилось морщин и седых волос. Он сказал, что бросил травиться зельем с Диагон-аллеи, Эван варит ему настоящий аконит. Когда же Гарри завел речь о подозрительных действиях и неприятных вопросах, Рем улыбнулся:
– Я доверяю Эвану Смиту, Гарри. И ты можешь.
Втерся в доверие, с горечью осознал Гарри. Опутал помощью, услугами, и теперь бесполезно расспрашивать Рема, он расскажет только хорошее про своего нового друга.
Нового друга... Ревновал ли Гарри к памяти Сириуса? Разве что самую малость, не в этом было дело, а в том, что Смит, странный и неприятный Смит нащупал слабое место и заполучил Рема в друзья и – союзники? Вот эту мысль Гарри погнал прочь решительно и даже сердито, но какой-то противный голосок внутри успел шепнуть: «Оборотни – темные существа по своей природе».
Он умеет втираться в доверие. Он и к Чарли мог в доверие втереться.

– Я присмотрю за ним, – повторила Макгонагалл, и Гарри немного успокоился.

Пустая рама притягивала взгляд. Макгонагалл обернулась, посмотрела.
– Северус в музее, наверное.
Гарри кивнул. В музее висел тот самый выбранный им портрет – и почти всегда пустовал: профессор не хотел лишнего внимания к своей персоне. Снейп любил быть здесь, в школе, возле Дамблдора. И насколько Гарри было известно, он не дремал целыми днями в своем кресле.
– Профессор Макгонагалл, – решился он.
– Да, Гарри?
– А вам нравится портрет?
– Прекрасный портрет, – тут же отозвалась она.
– Он не похож на остальные. Я имею в виду... – начал было Гарри, но Макгонагалл понимающе кивнула.
– Разговаривает с нами, помогает ученикам, а не спит днями напролет, как другие. Он был самым молодым директором, Гарри, и умер тоже молодым. А еще – мы его знаем. Альбус часто говорил с директором Диппетом, я разговариваю с Альбусом, а директор Диппет наверняка много беседовал с Декстером Фортескью.
И то верно.
– А вы разговариваете с ним?
– Еще как! Северус даже участвует в педсоветах. Ты не знал?
Гарри не знал, но теперь обрадовался. Было что-то правильное в том, то Снейп не просто украшал директорский кабинет, но будто бы продолжал жить – учил, помогал факультету. В конце концов, разве не заслужил он в кои-то веки спокойно делать свое дело, без угроз, интриг, опасностей?

– А... – раз уж зашел разговор, можно наконец задать все вопросы. – Он похож? На себя, я имею в виду...
– Северус? – Макгонагалл посмотрела поверх очков на Гарри, на пустую раму, снова на Гарри. – Кто же знает, каким он был, лучше тебя? Мы считали его... а он...
Макгонагалл махнула рукой.
– Тебе лучше знать, Гарри. Ты видел.

Она снова обернулась, но теперь не на портрет. Она смотрела на коричневую бутыль с высоким горлышком и выпуклым узором.

Минерва Макгонагалл и суета вокруг портрета

Обычно с портретами такой суматохи не происходит. Берут готовый или рисуют посмертный, согласовывая детали с близкими, потом зачитывают заключение о смерти, несколько сложных заклинаний – и готово. Портрет Альбуса оживили и повесили в кабинете через неделю после похорон. У Северуса близких не было, а с подачи Гарри портрет стал считаться чуть ли не национальным достоянием. Объявили конкурс, отобрали восемь эскизов и устроили закрытый показ – для «знавших героя при жизни».

Минерва прошлась вдоль полотен, стараясь не оглядываться ни на нервничающих авторов, ни на министерскую комиссию. Шесть работ были явно сделаны с фотографий и сохраняли только внешнее сходство с оригиналом. Она остановилась у двух.

На первом эскизе Северус стоял у окна – в профиль и даже почти спиной к зрителю. Хмурый дневной свет выхватывал черный горбоносый профиль, скорбно сжатые губы, ссутуленную спину. На подоконнике лежала лилия, нервные белые пальцы сжимали тонкий стебель, будто последнюю соломинку на краю пропасти. Нечестный прием, – подумалось Минерве. – Нечестный прием – играть на чувствах Гарри к матери... Трагическая фигура на портрете – пока недвижная и безмолвная, – наверное, передавала внутреннюю сущность Северуса, – то многое, что стало известно уже после его смерти, но... Она поджала губы и перешла ко второй работе.

На работе вчерашней выпускницы Хаффлпаффа Моники Хеншоу Северус был изображен в кабинете зельеделия. Минерва обратила внимание, как тщательно юная художница отрисовала незначительные – эскиз все-таки – детали: нагромождение котлов и пробирок на заднем плане, стопка исчерканных красным эссе, щербатая чашка и крошки от печенья на столе. Грозный профессор на портрете оперся руками о стол, нависая над ним, и выражение его лица не предвещало ничего хорошего. Детские воспоминания... Минерва улыбнулась наивности образа, а потом вгляделась в эскиз и задумалась. Художнице как-то удалось передать то, что Минерва кошачьим загривком чувствовала всякий раз при гневных вспышках Северуса: неуверенность. Страх и стремление первым захватить поле боя.
Рисунок был... пожалуй, чуть более правдив, чем стоило. Девочка не пощадила бывшего учителя, выписав знакомую уродливую гримасу, неопрятную жидковатую шевелюру и даже струйку слюны в уголке рта. Директор покачала головой. Не возьмут...

– Вы, мне кажется, выбор уже сделали, мистер Поттер? – масляным голосом произнес председатель комиссии.
Минерва оглянулась. Гарри стоял напротив того, первого эскиза.
– Это ведь то, чего ты хотел, да, Гарри? – подошли Гермиона и Рональд с сестрой. Джиневра по-хозяйски взяла жениха под руку.
Гарри молча кивнул, и все четверо стали разглядывать портрет, тихо переговариваясь.

Все-таки они дети. Уже герои, но еще совсем дети...

– Может быть, это и к лучшему, – раздался голос из-за спины, и Минерва вздрогнула. Рем, если забывал специально шаркать ногами, ходил совершенно бесшумно. Она обернулась и встретила чуть виноватую улыбку.
– Подозреваю, что с этим портретом, – он указал на работу Хеншоу, – ужиться было бы труднее. И детям, и преподавателям.
– Итак, эскиз номер четыре, господа, – объявил председатель. – Принято большинством голосов.

– Моника... – подошла Минерва к поскучневшей толстушке, когда после обсуждения начался банкет. – Можно заказать вам портрет по вашему эскизу?

*** *** ***

– Уж ты бы вывел его на чистую воду, Северус, – вздохнула она, вернувшись к себе. – Тебя он не обманул бы.
Портрет молчал, беззвучно скалясь в пустоту.

О поисках общего языка, горьких слезах и сладкой мести

Ранил. Радуйся, пока можешь. У Дуймы новая фишка – брелочки из драконьей чешуи. Нифига не делают, но выглядят внушительно. Так что если нужно осчастливить всех коллег на десять грошей – самое то.
К.

Невилл Лонгботтом и дурацкие подозрения

Разговор с Гарри не шел из головы.

Они встретились в Хогсмиде по просьбе Гарри, тактичная Ханна оставила их вдвоем, отправилась посмотреть новинки в книжный, и Гарри не стал скрытничать и лукавить, а поделился тревогой. Ему не нравился Смит. Его появление из ниоткуда, его расспросы и любопытство, его непричастность к обеим войнам.

За обедом Невилл посматривал на Смита, словно пытался разглядеть его истинное лицо. Подозрительный тип? Сделал ли он что-нибудь подозрительное за три месяца работы в школе? Да, расспрашивал и рылся в газетных подшивках, но это ведь не преступление? Все это время от него была только польза. Помог с теплицей, разобрался с двумя – как минимум – крупными конфликтами, варит зелья для лазарета. Кажется, подружился с мистером Люпином. Он влился в коллектив, как ни один из его временных предшественников, и Невилл понял, что не думает о нем как об очередном «профессоре на год», а считает одним из учителей Хогвартса. Гарри ведь не работал здесь, не видел Эвана каждый день, спокойного, молчаливого, всегда готового прийти на помощь. С другой стороны, Гарри смотрит непредвзято, он ничем не обязан Эвану, и, может, этот трезвый взгляд видит то, что скрыто от Невилла?

Смит повернулся здоровой половиной лица.

– Невилл, вы думаете, если я этим глазом не вижу, то и не слышу, как вы кряхтите, вздыхаете и вертитесь? Случилось что?

– Нет, – смущенно пробормотал он и уткнулся в тарелку.

Вероятно, и даже скорее всего, подозрительность Гарри связана с тем, что Смит – чужак. Его здесь никто не знает, с ним никто не учился, его никто не учил. Будь он чьим-то однокашником, вспоминай со всеми Апполиона Прингла и Огга, квиддичные победы и школьные проделки – было бы куда проще и привычней. Хотя, кольнуло воспоминание, Аластор Моуди, всеобщий знакомец, неиссякаемый источник баек про прежние времена, и на тебе – упиванец под обороткой.

Смит, словно нарочно, потянулся к своей фляге, глотнул.
– Что вы пьете все время, Эван? – спросил Невилл неожиданно для самого себя.
– Болтушку для горла, – мгновенно отозвался Смит. – Домнишоара Дрэджеску ласково называла ее горлодер. По сути, это мой голос. В заповеднике я сжег связки, а отрастить новые – дело хлопотное. Так что горлодер – мое спасение и возможность говорить.

Ну а что еще это могло быть? Единственное понятное и простое объяснение... либо великолепная причина, получше паранойи старого аврора.
– Надеюсь, оно хотя бы приятное на вкус, – пробормотал Невилл.
– Ничего, нормальное.
Смит прищурился.
– Уж не померещилось ли вам оборотное зелье в моей скромной фляге?
– С чего бы? – вспыхнул Невилл.
– Вот именно. И согласитесь, захоти я замаскироваться, выбрал бы что-нибудь посимпатичнее.
Смит криво усмехнулся, поправил повязку и придвинул десерт.

Эван и урок китайского

След от ожога сошел, и уродливое красное пятно уже проступало снова. Зелье не помогло – вернее, оно сработало как надо, сожгло кожу, но дело-то не в коже. Дрянь сидела в крови, а может, в нервах, и, наверное, Игорь был прав: выжечь ее можно только проклятым огнем. У него вроде бы вышло, хоть и не спасло. Но развести здесь проклятый огонь означает вылететь из заповедника через минуту. В лучшем случае за ворота, в худшем – в Нурменгард. Реальнее всего – на тот свет. Если драконы нервно плюются на простейший люмос, то страшно представить, как отреагируют они на проклятый огонь.

Огонь... Спасительная мысль пробежала краем сознания. Драконий огонь. Поинтересоваться бы между делом у Чарли, как действует драконий огонь на... А вдруг «выгорит»?

Так или иначе, придется выждать. Он явился в заповедник с обожженной левой рукой, он влез в кислоту и обжег предплечья, если в ближайшее время он снова покалечит левую руку, то проще уж сразу выйти к центральным воротам и закатать рукава: кто, мол, еще не догадался, налетай!

Но не ходить же с рукой напоказ. Теплеет, скоро на рубашку начнут коситься. Он вздохнул, расправил рукав и занялся лабораторной посудой. Колбы в стерилизатор, реторту в угловой шкаф, мензурку в центральный шкаф на вторую полку, чашки туда же на нижнюю – нерушимый порядок домнишоары Дрэджеску. У двери стоит напоминание – коробка из-под венских вафель. Значит, обойти с ней рабочие места, собрать баночки из-под холодилки, вычистить и простерилизовать. Вот этим и займись.

С потяжелевшей позвякивающей коробкой под мышкой Эван вошел в дежурку. Дежурные, двое крепких ребят с непроизносимыми болгарскими именами, гоняли чай и травили анекдоты. Благодарным слушателем был Дуйма – бессменный вольерный китайских метеорок. Он прихлебывал чай, посмеивался над анекдотами и ловко шнуровал что-то, что Эван сначала принял за чулок.
– Тару сдаем, народ, – напомнил он, переждав взрыв хохота.
Ребята вывернули карманы.
– У меня еще полпузырька, – сказал Дуйма.
– А срок годности?
– Не вышел. Две недели, дуйма?
– В следующий раз сдашь, – не стал спорить Эван. – Что это ты делаешь?
– Туристические заманухи, – ответил вместо него Цветан. – Наручи. Не видал в «Змее»? У туристов нарасхват.

Дуйма показал свою работу – тканый наруч с силуэтом летящего дракона и креплением для палочки. Эван поставил коробку на стол и сел рядом. Он не скрывал восхищенного блеска в глазах. Цветан пихнул приятеля локтем – глянь, мол, у новичка слюнки потекли, они все на такую шушеру падки... Да-да, именно так. Новичок повелся на понтовую штучку.
– Красиво, дуйма?
– Слушай... сделай мне такую штуку, а? Я заплачу или отдарюсь. Как скажешь.
– Бери этот, он готов, – пожал плечами китаец. – Бери так, я их в свободное время из старой формы делаю.
– Я отдарюсь, – пообещал Эван.

Плотная ткань обхватила руку от пальцев до локтя. Отлично. Теперь можно и футболку носить, и рукава закатывать.
– Да... – он обернулся от порога. – А что значит «дуйма»?
– Это... – Дуйма почесал курносый нос. – Nicht wahr, по-вашему. «Не так ли». Думал, меня так зовут, дуйма? – усмехнулся он.
– Думал... как по-вашему «есть такое»?
– Дуйа. Меня зовут Цюн По.
– Знатное имя!
– Низкорожденный счастлив, что имя его прапрадеда достигло ушей западных варваров... – Дуйма махнул рукой: – Тот Цюн По мне не родственник и не тезка даже, но ты все равно не поймешь, в чем разница. Хочешь звать по имени – зови Полом.

Минерва Макгонагалл и трудности перевода

Когда над головой раздался голос профессора Снейпа, Минерва вздрогнула: за последние дни она отвыкла от этих комментариев.
– Не в моих привычках кляузничать, мадам директор, но когда речь идет о детях, я не выбираю средств. Заметьте, это хаффлпаффские дети, а не слизеринские.
– И что же случилось с юными воспитанниками Ханны, профессор Снейп? Кстати, рада вас видеть, давненько вы у нас не появлялись.
– Надо же хоть иногда появляться в музее, хотя бы ради приличия, – отмахнулся Снейп. – А с юными хаффлпаффцами случился профессор Смит. Он нашел новое развлечение, директор. Он доводит первокурсников до слез.
– Первокурсники часто плачут, – примирительно начала Минерва. – Если снимают баллы с колледжа...
– Он не снимает баллы. Он просто доводит их до слез. Они заходят в Наградную комнату, выходят оттуда в слезах, количество баллов не меняется. Моя фантазия отказывается представлять, что происходит в Наградной комнате. Заметьте, едва ли не единственной, где нет картин.

Минерва тяжело вздохнула и вышла из кабинета. Наградная комната, третий этаж...
Смит шел по длинному коридору вдоль двойного ряда доспехов, заложив руки за спину, палочка небрежно зажата в кулаке, и доспехи за его спиной вытягивались в струнку. Он самозабвенно свистел, и Минерве показалось, что она узнает тщательно выведенную мелодию.
– Эван!
Свист смолк.
– Простите, директор Макгонагалл, дурная привычка – свистеть в хорошем настроении. Петь, сами понимаете, не могу.
– Что вы делали в Наградной комнате, можно узнать? – спросила Минерва, внутренне готовая к новым намекам и уклончивым ответам.
– Разговаривал с младшими хаффлпаффцами, – спокойно ответил Смит. – Я все еще распутываю историю с Ли, директор. Я помню, что обещал справиться с ней до Рождества, и могу заверить, что близок к успеху, как никогда.
– В таком случае, я могу рассчитывать, что вы объясните, почему дети после вашего разговора плачут.
– Должны были перестать уже, – заметил Смит.
Минерва поджала губы.
– Я задавал им вопросы, на которые они не могли ответить. Как-то зловеще звучит, хотя я совсем не это имею в виду. В общем, это, видимо, заклинание, что-нибудь совсем простое, какой-то детский секретик. Знаете, как «кошка сдохла, хвост облез – кто промолвит, тот и съест». И если проболтался – во рту весьма специфический вкус... А здесь слезы. Когда они хотят выдать секрет – они плачут и молчат. Уверяю вас, мне не доставило ни малейшего удовольствия мучить детей расчетливыми вопросами, но я должен был понять, как работает заклинание. Детский фольклор в учебниках не значится, они его часто сами и придумывают.
Смит отцепил от пояса фляжку и сделал пару глотков.
– Поняли? – спросила Минерва.
– Понял. Реагирует на ключевые слова. Из-за этого я надеюсь, что оно привязано к языку и мы сможем его обойти. Вы не знаете, мистер Ли владеет каким-нибудь языком кроме английского?
Минерва посмотрела на Смита поверх очков. Нет, не шутит.
– Китайским.
Смит скрипуче рассмеялся.
– Я понимаю, как звучит мой вопрос, но если не первое поколение живет здесь...
– Я видела, как он читал книгу, написанную иероглифами.
– Отлично, – кивнул Смит. – Я попрошу вас присутствовать при нашем разговоре, директор Макгонагалл. Он будет очень важным – по крайней мере, я на это надеюсь.
– Вызвать мальчика в кабинет?
Смит замотал головой.
– Он испугается. По-моему, хватит с него допросов. Учительская... Нет, все равно официально.
– Гостиная? – предложила Минерва.
– Только если кто-то возьмет на себя профессора Снейпа, – усмехнулся Смит. – Он ведь в школе, верно?
Минерва смутилась.
– Давайте посмотрим, может быть, Ли в Большом зале, – проговорил Смит. – А если нам совсем повезет, то он в учебной лаборатории в подземельях. И можно будет позвать его в класс зельеделия.

И когда мальчик и впрямь оказался в лаборатории – тренировался крошить ингредиенты, не отрывая кончика ножа от доски, – Смит предложил сиплым шепотом:
– Я думаю, Ли будет легче, если он вас не заметит...
Минерва посмотрела укоризненно, но вздохнула и мягко прыгнула на четыре лапы. Прав он, пожалуй... Смит вежливо придержал дверь класса.
Она запрыгнула в кресло позади учительского стола. Минутой позже вошел Ли.
– Я соврал про нарезку, просто нужно побеседовать без лишних свидетелей, – проговорил Смит, заходя вслед за ним. – Садись-ка, Цзисян, будем искать общий язык. Ni shuo hanyu, duima?
– Dui a*, – выдохнул мальчик.
– Вот и славно. Поскольку кроме этого я выучил только «ни хао», то дальше будем общаться через переводчика.
Цзисян – это так зовут мальчика на самом деле, вспомнила Минерва. Так его и назвала Мэри Диггори. А Джейсон – английская замена, чтоб однокашники не ломали язык.
Смит вытащил из кармана подвеску, положил ее на парту перед Ли.
– Я буду задавать вопросы, а ты – отвечать по-китайски. Эта штука переведет. Ясно? Итак. Ты никому не можешь толком объяснить, зачем подбросил боггарта в хаффлпаффскую гостиную, потому что на тебя наложили заклинание. Стоит заговорить на запретную тему – начинаются слезы. Не кивай, снова плакать начнешь, жесты оно понимает. Ты говори.
– Да, – скрипнул переводчик.
– Вот видишь, сработало. Мы его обошли. Так что там с боггартом?
– Проспорил, – проговорил Ли, и скрипучий голосок переводчика не помешал Минерве услышать огромное облегчение в его голосе. – Я проиграл в карты желание и должен был подбросить боггарта. Мы думали, это будет смешно. Кто знал, что он превратится в... это. Это было глупо, сэр, но я не хотел навредить.
– Глупо было ввязываться в игру без выигрыша, – заметил Смит.
– Я проверил карты, – возразил Ли. – Там не было шулерских заклинаний.
– Там был крап, – усмехнулся Смит. – Наверняка. Но продолжай.
– А что продолжать? – растерялся Ли. – Все. Я проиграл и сделал эту глупость.
– За которую был справедливо покаран пятьюдесятью баллами, – договорил Смит. – Если вдруг захочешь поделиться этой мыслью с Домом, можешь взять переводчик. Но меня интересует, зачем ты сел играть с Лэнни? Не ради развлечения, это точно.
Ли молчал и, судя по всему, смотрел оторопело.
– Тебе удалось его вычислить, чем я хуже? Итак, мистер Лэнни. Малолетки играли в подрывного из интереса и азарта. А ты?
Ли молчал, теперь настороженно. Смит прошелся между партами, сцепив пальцы.
– Дай-ка подумать. Мисс Диггори говорила, что ты заботишься о младших, причем даже из других колледжей. Заметил огорченных и плачущих ребят? Начал расспрашивать и вышел на Лэнни? Не кивать! И решил разобраться сам?
– Нет. Я собирался посоветоваться с профессором Синистрой.
– Но что-то тебе помешало. Или...
Смит резко остановился, развернулся на каблуках.
– Или кто-то? Профессор Снейп в очередной раз напомнил об уникальности Дома, и ты понял, что профессор Синистра не оценит масштаб трагедии, ничего не поймет и нужно все делать самому? F-fiu de**...
Он пробормотал несколько слов на незнакомом языке и тут же прихлопнул ладонью переводчик.
– Пропустить! Итак, пошел к Лэнни. Затеяли какую-нибудь глупую сделку? Ты выигрываешь – он отстает от первогодков, он выигрывает – ты исполняешь его желание?
– Он просто предложил сыграть на желание. И я решил, что выиграю и это закончится. Я хорошо играю в подрывного дурака.
– А он только малышей способен обставить? Нельзя недооценивать противника – этому вас профессор Снейп не учил?
– Я проверил карты на шулерские заклинания, – упрямо повторил Ли.
– И проиграл, – подытожил Смит. – Итак, мы выяснили, кто и как. Осталось выяснить зачем. Что Лэнни нужно от первогодков?
Ли пожал плечами.
– Карманные деньги.
– Он не смог бы выиграть деньги, на это срабатывает заклинание. Игры на деньги под строгим запретом.
– Тогда я не знаю, сэр.
– Выясню – скажу, – пообещал Смит. – Ступай, Цзисян. Переводчик возьмешь?
Ли помотал головой.
– Все равно все всплывет. Вы ведь узнаете.
– И то верно. Спасибо за помощь, мистер Ли.
Дверь за мальчиком закрылась. Минерва поднялась из-за стола. Смит снова свистел, отстукивая ритм пальцами по парте, и Минерва поняла вдруг, что на мелодию ложатся слова, выныривают из памяти. Lacrimosa dies illa, qua resurget ex favilla judicandus homo reus...***
– Эван, – позвала она севшим голосом. – Вы что насвистываете?
– А, – он тряхнул головой. – Извините. Под эту музыку в брашовском «Дукате» по субботам номер был – анимаг-змея ... – он быстро взглянул на Минерву, – танцевала, в общем.
– Под эту?
– Ну не прямо под эту. Какая-то маггловская аранжировка. Все равно было забавно. Не говорите мне ничего о Лэнни, директор Макгонагалл. Нам осталось последнее действие этой драмы, и понадобится помощь профессора Лонгботтома.

=======================================
* кит.
– Ты ведь говоришь по-китайски?
– Ага.

** рум.
fiu de cățea- сукин сын

*** лат. Начало «лакримозы» - секвенции в реквиеме:
Полон слез тот день,
когда восстанет из праха
для суда грешный человек...

Далее Смит говорит о «Лакримозе» Моцарта в аранжировке Evanescence.

Невилл Лонгботтом и сундук сокровищ

Невилл услышал голоса еще в коридоре и поспешил распахнуть дверь кабинета навстречу Минерве Макгонагалл и Эвану.
– Нужна ваша помощь, Невилл, – начал Эван, поморщился и отцепил от пояса флягу. – Драма с боггартом в Хаффлпаффе движется к финалу.
Пока он пил, Макгонагалл объяснила:
– Эвану удалось разговорить Джейсона Ли. Идея подбросить боггарта в гостиную Хаффлпаффа принадлежала Джеку Лэнни.

Он был одет и с палочкой, вспомнил Невилл. То-то Эван на него все поглядывал. Но зачем? Что за глупая идея пугать собственный колледж?

– Целая история, Невилл, – подхватил Эван, завинчивая фляжку. – Идемте, расскажу по дороге.
– Куда идем? – спросил Невилл.
– А вот это вы нам скажете. Я читал в «Современной истории магии», что на своем седьмом курсе вы ушли в подполье. Кажется, Кэрроу грозили вам пытками и пришлось спасаться?
– Да, – смутился Невилл. – Кстати, вскоре нас там было уже много.
– Да. Вопрос, собственно, где «там»?
– В Выручай-комнате. Это была особенная комната, она могла быть кладовой, или большим залом, или библиотекой. Для нас была укрытием.
– Отлично, – взволнованно перебил Смит, нетерпеливо переминаясь. – И где же она? Ведите нас, Невилл.
– Она сгорела в день Большой Битвы.
Казалось, Смит налетел с размаху на невидимое препятствие.
– Сгорела?
– Крэбб сжег ее проклятым огнем. Нам повезло, будь это простой класс, сгорел бы весь Хогвартс. Проклятый огонь...
– Fir-al dracului!
Смит хватил кулаком по двери.
– Не может быть! Все сходится, не может быть! Где она была? Идемте!
Он рванул вперед так, что Невилл едва поспевал за ним.
– Седьмой этаж, – проговорил он в спину Смиту. – По крайней мере, была там.
– Что случилось? Подробнее расскажете?
– Да я сам знаю только то, что рассказывал Гарри.
– Молодые люди, сбавьте темп, – попросила Макгонагалл. – Сгорела комната или нет, она уже никуда не денется.
– Простите, директор.

Смит остановился. Макгонагалл выдернула из пучка на затылке свою шпильку-палку и пару минут переводила дыхание, опершись на нее.
– Так что Гарри? – нетерпеливо спросил Смит.
– Он с Роном и Гермионой нашел там диадему Равенкло и...
– Это я знаю, – перебил Эван. – Потому-то она нам и нужна. Если в Хогвартсе надо что-то надежно спрятать, лучше Выручай-комнаты ничего не придумаешь.
– Вслед за ними туда полезли Малфой, Крэбб и Гойл. И Крэбб зажег проклятый огонь. Всем, кроме него, удалось выбраться, но чудом.
– Мы все равно должны посмотреть, – повторил Эван.
– И вы наконец расскажете почему? – Невилл покосился на Макгонагалл. – Вы обещали рассказать по дороге.
– Да, – спохватился Эван. – Лэнни, наш Маленький Джон, который так удачно бодрствовал в ночь, когда Ли устроил переполох в Хаффлпаффе. Ли проиграл в карты, и, как оказалось, не он один. Мистер Лэнни необычайно удачливый игрок, первогодки регулярно проигрывали ему... Вопрос, что именно. Не деньги. И я подумал, Невилл, независимо от того, что выигрывал Лэнни, это нужно где-то прятать. В спальне и гостиной нет личного пространства, где-то в коридорах – нашел бы мистер Филч, да и не рискнул бы он. Чтоб что-то спрятать, Выручай-комната подходит лучше всего. Это всего лишь гипотеза, но я хочу ее проверить.

– Идемте, – разрешила Макгонагалл. – Идемте, а не бежимте!
– Диадема Равенкло – один из хоркруксов? – уточнил Эван, когда они поднимались по лестнице.
Невилл кивнул.
– Может, Волдеморт еще что-то там запрятал – уже не узнаешь. Гарри говорил, была у него манера собирать сувениры. Еще в детстве прятал памятные вещички, знаете, всякие детские сокровища – губную гармошку...
Эван остановился резко посреди лестничного пролета.
– Детские сокровища! Ну конечно же... Я дурак, директор, я должен был догадаться! Идемте же, идемте, ее просто не может не быть!

На седьмом этаже он бросился к глухой стене, оставив Невилла и Макгонагалл позади. Серая каменная кладка, с которой был тщательно стерты следы пожара. Эван распластался на ней, будто пытался найти щелку среди камней и заглянуть внутрь. Когда он обернулся, на губах его сияла торжествующая улыбка.
– Есть! – крикнул он и закашлялся. – Идите сюда. Директор Макгонагалл, вы должны почувствовать. Вот здесь, слышите – пахнет гарью. И здесь. А здесь – нет. Вот отсюда, от середины, она отрастает потихоньку.
Он погладил стену и отшагнул.
– Нам нужно попасть в то место, где Джек Лэнни хранит свою коллекцию. Приступайте, Невилл. Откройте ее.
Ну что ж... Невилл сосредоточился на том, что сказал Эван. Где Джек Лэнни хранит свою коллекцию. Три раза туда-обратно.

Посреди стены беззвучно нарисовалась низкая дверка.
Они не вместились в комнату втроем, она была не больше кладовой для метел и почти вся занята сундуком и низким пуфиком. Сидя на пуфике, как раз удобно было открывать сундук, и Эван сделал именно это – втиснулся в комнатушку и открыл сундук.
Стереоскоп с подвижными картинками. Стеклянные шарики, цветные и прозрачные, в проволочной оплетке и с фигурками внутри. Маленькая метла «Ураган» – взлетела, едва поднялась крышка сундука, и выделывала фигуры высшего пилотажа перед лицом Смита. Жестяная коробка для завтраков с Мартином Миггсом. Стопка комиксов про него же и еще каких-то незнакомых, неподвижных. И еще целая куча всего – цветного, блестящего, игрушечного.
– Ну вот и наш клад, – проговорил Смит, запихивая метлу под стопку комиксов.
Макгонагалл растерянно поправила очки.
– Это что же? Он вот это отбирал у младших?
– Выигрывал, – поправил Смит и выудил из сундука кусачую чашку. – Как мне хотелось такую на первом курсе, я вам словами передать не могу! Но сначала до «Зонко» не добраться, потом карманных денег нет, а потом, на пятом-шестом курсе, такую ерунду покупать неловко. Лэнни ведь на пятом, да? Наверное, ни «Умники Уизли», ни даже «Скривеншафт» не работали, когда он учился на первом?
– «Умники» открылись в девяносто девятом, зимой, – кивнула Макгонагалл, – а «Скривеншафт» пустовал до две тысячи первого.
– На войне не до игрушек, – вздохнул Смит. – И после войны тоже. А потом и денег жаль, и друзья на смех поднимут... Что ж, Невилл, похоже, вам пора отправлять патронуса к профессору Эббот. Пусть ведет сюда нашего победителя боггартов.
Он бросил чашку в сундук.
– Можем считать, что предотвратили появление еще одного Темного лорда.

\Что-то царапало Невилла, что-то крутилось в мыслях, когда он выпускал патронуса и наговаривал послание для Ханны, и потом, когда они ждали Ханну и Лэнни и Макгонагалл слушала мальчишку. И лишь когда они уже шли к директорскому кабинету, Ханна, Макгонагалл и Лэнни впереди, он со Смитом позади, Невилл вспомнил – только упиванцы называли Волдеморта Темным лордом.

Еще одну странность он понял только в кабинете: что-то Эван говорил о «Зонко», и это что-то совершенно не срасталось с датами. Если, конечно, он учился не в Хогвартсе.
Неужели Гарри прав, и Эван Смит, отличный преподаватель и хороший человек, – бывший упиванец? И что делать теперь – поднимать тревогу? Но он проработал уже почти семестр и за все это время не сделал ничего подозрительного. А если в итоге выяснится, что филиал «Зонко» торчит у Дурмштранга с незапамятных времен, а Темным лордом Волдеморта в Дурмштранге называли все – с легкой руки директора? Тогда получится, что они с Гарри зазря обидят Смита, и он, чего доброго, оставит работу. Сработает проклятье профессора Снейпа...

Невилл решил до поры до времени молчать. В конце концов, Эван живет в школе и за ним можно присматривать. И случись что, прояви он себя – Невилл будет рядом, чтоб его остановить.

Андромеда Тонкс и румынская гостья

– И чем все закончилось?
– Я думаю, Эван расскажет лучше всех, чем все закончилось.
Эван поворачивается к маленькой седой волшебнице и проговаривает что-то совершенно непроизносимое...

Андромеда не была в Хогвартсе пять лет, а в кабинете директора – и вовсе лет сорок, с тех пор как на третьем курсе объяснялась по поводу безобразной выходки Беллы. Все поменялось – и все знакомо. Те же портреты, высокие книжные полки. Директор Дамблдор сидит с чайной чашкой в руке и тоже жадно слушает застольный разговор. Директора Снейпа не видно. Зеленое кресло с высокой спинкой в его картине пустует, и это единственная вызывающе пустая рама на стене. В остальных – директора мирно спят, их давно утомила незнакомая речь и шумное чаепитие.

Андромеду пригласила Минерва Макгонагалл, и она сначала сомневалась, стоит ли ей идти, все-таки официальный обед у директора школы.
– Какой там официальный обед, – махнула рукой Минерва. – Так, замятый скандал и личные связи. Андромеда, я прошу тебя, приди, а то что же это за прием – я, Эван и гостья. Будем сидеть и таращиться друг на друга.
Согласившись и придя, Андромеда едва не дала задний ход: за столом в кабинете директора сидели не только Эван с гостьей из Румынии, но и все деканы. Шанса тихо улизнуть Минерва ей не оставила – втащила в кабинет, представила гостье как свою добрую подругу и маму очаровательной Тонкс, да, той самой милой девочки. Гостья – седая дамочка, невысокая, но крепкая – оказалась директором Карпатского драконьего заповедника.
И они пили чай с песочными тритончиками, Минерва рассказывала, Эван быстро переводил и время от времени прихлебывал чай, куда щедро добавил зелья из своей неразлучной фляжки.

Мадам директор прибыла из Румынии не для развлечения, а по делу – в заповедник определили Джека Лэнни, виновника той неприятной истории в Хаффлпаффе, о которой подробно и возмущенно рассказывала Дора. По итогам честной работы и безупречного поведения у него появятся шансы сдать экзамены и получить дурмштранговский диплом. Перевод в румынский пансионат, пусть и у черта на куличках, – все лучше, чем позорное исключение из Хогвартса и громкое разбирательство. Дело было решенное и согласованное с опекунами, так что миссис Тодорова прибыла уже забрать мальчика и теперь слушала подробности истории, не отраженные в переписке, пока Лэнни собирал вещи под присмотром старосты и сопровождающего Тодоровой.

– И чем же все закончилось?
– Я не рассказчик, я переводчик, – Эван выставил ладони в шутливом защитном жесте. – Пусть профессор Эббот рассказывает.
– Ну, мы постарались все исправить, – взволнованно начала Ханна. – Рассказали ребятам, почему исключен Лэнни. Мэри Диггори, староста моего колледжа, объяснила нашим, что случилось тогда, с боггартом. И я ей поручила вернуть вещи, которые он отобрал у ребят.
Взгляд из-под ресниц на Невилла дал Андромеде понять, кому принадлежала идея с возвращением вещей. Правда, Невиллу тоже могли подсказать, тут уж она ручаться не будет.
– И разумеется, мистер Ли ей помогал, – улыбнулся Невилл.
– Вы наградили его пятьюдесятью баллами? – спросила Андромеда.
– А разве он заслужил? – отозвался Эван. – Это было бы слишком легко, не находите, миссис Тонкс? В конце концов, юноша сглупил.
Тодорова тронула его за рукав, и он торопливо заговорил по-румынски.

– Мне кажется, Слизерин с Эваном согласен, – заметила Минерва. – Во всяком случае, сегодня утром Долохов явился на зелья. Так что конфликт и в самом деле исчерпан.

Смит договорил и добавил в кружку еще из своей фляги. Тодорова полезла в сумку и снова потянула Смита за рукав.
– Доамнэ директор, – засипел он, – позвольте вручить вам скромный подарок и выразить надежду, что вы посетите заповедник с ответным визитом, но по более радостному поводу. От себя добавлю – поезжайте, не пожалеете.
Минерва с благодарностями приняла вышитую чертополохами закладку с пушистой кисточкой в цветах директорского тартана. Андромеда, рукодельная душа, вежливо сунула нос в подарок и залюбовалась ровным шитьем.
– Эван, передайте миссис Тодоровой мое восхищение, изумительная работа.
– Ей будет особенно приятно услышать похвалу от вас, – кивнул Смит. – Она уже оценила директорский шарфик.
Рукодельные дамы обменялись улыбками, и Тодорова заторопилась уходить.
– Простите, – дублировал Смит, – им пора. Нужно успеть на министерский международный портал. Вы позволите воспользоваться вашим камином, директор Макгонагалл?
– Да, разумеется. Ханна, приведите, пожалуйста, мистера Лэнни...

Все заговорили, задвигали кресла, Андромеда шагнула к стене, чтоб не мешать, Ханна отправилась за уже бывшим подопечным, Макгонагалл последний раз просматривала сопроводительные пергаменты, а Эван и румынская гостья остались у стола. Эван, догрызая тритончика, выкладывал разномастные сверточки и что-то сипел по-румынски. Она кивала и складывала все в маленькую, но, видимо, бездонную сумку. Понятно, приветы и гостинцы друзьям в заповедник. И уже отворачиваясь, Андромеда перехватила внимательный и напряженный взгляд Невилла – он смотрел на Эвана и Тодорову, и от улыбки не осталось и следа.

Минерва Макгонагалл и вопрос доверия

Сигналка школьных ворот снова предупредила о госте, и это снова был Рем Люпин. Минерва вышла из кабинета, на этот раз твердо пообещав себе, что не позволит себя заболтать, а сама задаст все нужные вопросы.

Ощущение дежавю не проходило: Рем снова стоял у центральной лестницы, задрав голову к большому портрету дамы в голубом. Неужели директор Снейп снова почтил школу своим присутствием? Ах да, бойкот окончен, и Слизерин больше не гоняется за ним с конспектами и домашними заданиями.

– ... и я воспользовался твоим советом, Северус, и подумал над твоими словами. А вот ты, сдается мне, не подумал. Ты всячески намекаешь, что коварный Смит неспроста зачастил в мой дом. Но, Северус, посуди сам: Дора проводит здесь почти все время на неделе. Не проще ли обманывать меня здесь? Дома Андромеда, Тедди, в гости все время кого-то приносит – полно народу.
Профессор Снейп сконфуженно молчал. Минерва, сконфуженная не меньше, надеялась, что Рем не успел услышать ее шагов.
Рем хмыкнул и продолжал:
– Твоя ошибка, Северус, что ты меня всегда недооценивал. С чего ты взял, что Эвана интересует Дора?
Судя по тому, что Рем и не пытался скрыть смех, профессор Снейп стремительно исчез за рамой.
– Минерва, простите меня, пожалуйста, я знаю, вы подобных шуток не одобряете. Но я надеюсь, теперь он перестанет намекать по поводу Эвана и Доры.

Минерва – куда уж деваться – вышла на ступени. И она тоже недооценила его, снова забыла, снова купилась на седину и шарканье – старенький, глуховатый... волк. Теперь бы еще вопросы не забыть задать...

– Здравствуй, Рем. Ты к нам просто зачастил. Надеюсь, по хорошему поводу?
– Если разрешите – то будет хороший повод. Вообще-то, это идея Эвана, и я себя считаю не лучшей кандидатурой, но решать вам... В общем, речь идет о Джейсоне Ли.
– Эван блестяще справился с этой историей, – заметила Минерва. – К нашему общему стыду...
– Эван считает, что мальчику было бы полезно научиться вызвать патронуса, – чуть неуверенно начал Рем. – Вернее, не научиться, само заклинание им Дора показывала, а... улучшить навыки. Напрактиковаться. Чтобы вынести из этой истории что-то полезное и перебить ее. И вообще – отвлечься. Он предложил мне позаниматься с мальчиком, считает, что занятие с кем-то из учителей – это не то, это как дополнительные уроки или даже взыскание, бедняга разволнуется, и толку не будет. Ну а я считаю, что нужно получить ваше разрешение.

Он стоял на пару ступенек ниже, вопросительно глядя на Минерву – но не задрав голову, как прежде перед профессором Снейпом, а наоборот, чуть опустив, чтоб смотреть, сделав «бровки домиком», очень просительным, за душу берущим взглядом. Интересно, подумала Минерва, насколько осознанно он это делает. Вот Сириус Блэк делал так нарочно, это она точно знала. А Рем... Судя по всему, само получается.

– А где и когда вы собираетесь заниматься?
– Эван дал мне расписание пятого курса. В четверг они свободны после обеда, так что можем позаниматься в кабинете у Доры, пока она ассистирует в дуэльном клубе. Ну, и субботу прихватим, если нужно будет.
– Ну что ж, я не возражаю.

Рем улыбнулся.
Вопросы! – напомнила себе Минерва. А то сейчас опять улизнет.
– Там во дворе ребята играют в снежки, – проговорил он. – Если я хоть что-то понял из рассказов Эвана, руководит ими именно Джейсон. Как раз можно будет поговорить с ним в неформальной обстановке. Раз вы разрешаете...
– Да, именно так. Рем, раз уж ты здесь, я хотела спросить кое-что. К тебе не заходил на днях Гарри?
– Заходил, – кивнул он. – Об Эване расспрашивал. Вас тоже, да?
– Да, – не стала скрытничать Минерва. – И что ты думаешь?
– Думаю, что Гарри правильно делает, что беспокоится и задает вопросы. Но я доверяю Эвану Смиту. С ним все нормально. Да вы и сами знаете: он ведь друг Чарли Уизли.

О подтверждающихся гипотезах, подозрительных типах и начале с нуля

Мимо. E3. Слав сказал, возьмется и деньги возьмет, хорошее дерево дорого стоит. День рождения нормально, подарок ко двору пришелся.
К.

Нимфадора Тонкс-Люпин и супружеская верность

Тонкс не удержалась от искушения, подкралась к двери и прижалась ухом.

– Когда нападает дементор, сложно думать о хорошем, – говорил Рем. – Все происходит очень быстро, несколько секунд – и уже паникуешь. Важно не растеряться в эти секунды. Ты уже знаешь, о ком или о чем думаешь, чтоб не поддаться страху и не впасть в отчаяние, теперь ты можешь придумать якорь. Понимаешь? Чтобы зацепиться за него, быстро вспомнить. Яркий образ, слово... Патронусы стремятся воплотиться в живое существо, зверя или птицу, хорошо, если твой якорь будет...

Тонкс улыбнулась, но тут же помрачнела. Рем мог быть отличным учителем, вернее, уже был, и в обучении защитным чарам он особенно преуспел. Вот только никто не знал – во всяком случае, так думала Тонкс, – что сам специалист по патронусам собственного патронуса не имел.
Нет, он прекрасно выполнял патронус-чары, и серебряный щит эффективно разгонял дементоров, но воплощенный патронус... А ведь его форма часто была красноречивее любых слов и признаний, и Тонкс порой мечтала - а хорошо бы это был хамелеон или хотя бы барсук... Но какой, к горгульям, барсук, он прожил без нее всю свою странную и таинственную жизнь, а она свалилась ему на голову со своей любовью в тридцать пять лет! И делай Рем материального патронуса, это наверняка был бы волк. Как у нее – чем не утешение.
А еще без патронуса было просто неудобно. Он не мог отправить ей срочное послание, зато ему нравилось получать патронус-почту от нее. В случае чего он отправлял записки каминной сетью, но зато была особая прелесть в аккуратных кусочках пергамента, заполненных твердым четким почерком.
Очередной она получила сегодня утром: Рем напоминал, что придет на занятие с Джейсоном, и предлагал вернуться домой вместе. Так что пора прекращать подслушивать. Если она хочет освободиться к часу, нужно бежать проверять стопку дурацких рефератов прямо сейчас.

Рем заглянул в ее кабинет в без четверти час – Тонкс как раз дочитывала предпоследний реферат.
– Извини, я раньше времени, – он потоптался на пороге. – Ты ведь скоро?
– Что, раньше закончили? – Тонкс поколебалась, махнула рукой и вывела «выше ожидаемого» в уголке. В конце концов, мальчик старался...
– Закончили, – кивнул Рем. – Он показал хорошего материального патронуса, дальше пусть сам тренируется.
Тонкс нацарапала «посредственно» в углу полупустого пергамента и взвыла, обнаружив под ним еще три эссе в счет пропущенных занятий.
– Не торопись, – усмехнулся Рем. – Я пока навещу старого друга.

Тонкс успела проверить одно эссе, прежде чем вспомнила, что Хороший человек еще утром усвистел в Хогсмид встречать большую и очень таинственную посылку из Румынии, да и с каких пор он «старый друг»?
Рем нашелся в боковом коридоре. Тонкс свернула за угол и увидела – он стоял перед большой нишей, где пряталась картина с итальянским квартетом. Постоял немного, вглядываясь в картину, потом подошел вплотную, мягко коснулся рамы и тихо окликнул:
– Северус.
Тонкс вздрогнула. Надо было уходить, но ноги словно приросли к полу. Такие знакомые интонации, такая... нежность?
Она не видела его на картине, но слышала.
– Люпин... – неуверенно отозвался Снейп.
– Помнишь Швейцарию, Северус? – заговорил Рем вдруг тихо, торопливо, все еще касаясь рамы. – Помнишь маленькие шоколадные булочки и остывший эрл грей? Тебя всегда раздражал запах бергамота, но ты терпел.
Стало жарко. Уходи, напомнила себе Тонкс, но только прижалась к стене.
– Помнишь лунный свет над Фирвальдштетским озером? – звенящим шепотом спросил Рем.
– Помню, – едва слышно ответил Снейп. – Как будто это можно забыть...

Рем качнулся вперед, прижался к раме лбом.
– Помнишь твой нелепый подарок?
– Прекрасный кардиган, в глубине души ты всегда любил яркие цвета, – ворчливо возразил Снейп.
– Он полинял, – признался Рем. – Но он все еще со мной.
Тонкс наконец нашла силы отлипнуть от стены. Сквозь шум крови и звон в ушах она еще услышала:
– Фирвальдштетское озеро, Северус. Это все, что у меня осталось. Играй, пожалуйста, играй.
Нежные звуки Лунной сонаты наполнили коридор. Тонкс наощупь нашла двери кабинета, плюхнулась за стол, уставилась в недочитанное эссе невидящим взглядом. Дверь за спиной скрипнула.

– Дора?
Она нашарила перо, склонилась над пергаментом.
– Я... почти...
– Дора.
Он присел рядом, заглянул ей в лицо.
– Дора, я должен был проверить. Это ведь не Северус, это его портрет. Холст, краски, болтливая болтушка, заклинание. Он говорит то, чего от него ждут, он ведет себя так, как хочет зритель. Дора, я всегда говорил с ним, как с... не врагом, но... и всегда получал ровно то, чего ждал: колкие замечания и упреки. Я просто хотел посмотреть, что будет, если я заговорю, как... И ты сама слышала.
Он потянулся к ней, ткнулся головой в бок.
– Прости меня... И за это, и за... Я старый подозрительный дурак.
Облегчение было – будто дементоров отогнали. Тонкс прижалась щекой к седой макушке, хмыкнула еще не очень уверенно:
– Бедный старый муж, да?
Рем молчал, тепло дышал под мантию. Любимая поза – носом в подмышку, уши прижать, хвостом молотить. Ну, сегодня обошлись без хвоста, но это не мешает. Тонкс улыбнулась, взъерошила ему затылок.
– Ну ты даешь. Ты б сразу учуял, дурья башка.
Он шумно вздохнул. Тонкс обняла его крепче.
– Пойдем домой. Эван в Хогсмид пошел, обещал зайти.
– Я знаю, – пробормотал он. – Сейчас пойдем.

Гарри Поттер и инструкция по пользованию

Виола, румяная от холода и смеха, плюхнулась за столик.
– Нам всем нужно срочно выпить что-нибудь горячего, иначе мы превратимся в сосульки, – заявила она.
– Намек понял, домнишоара Пьетросу, – Рон изобразил галантный поклон.
– Домнишоарэ, – поправила его Виола. – Раз уж вы так обращаетесь...
– Постараюсь запомнить. И не рассказывайте без меня!
Он направился к стойке, а Гарри уселся рядом с девушкой.

Они прекрасно поладили друг с другом, все трое. Гарри быстро заметил эти небрежные упоминания Виктора Крума и после первой же лыжной вылазки ударился в воспоминания о Турнире Трех Волшебников и мировом чемпионате по квиддичу. Виола слушала, затаив дыхание. Рон с удовольствием присоединился к воспоминаниям – и в его изложении стычка с подводным народом засверкала яркими красками. Они расстались друзьями в тот день и катались на лыжах ежедневно к общему удовольствию.

Рон принес три дымящихся кружки и затормошил Виолу:
– Так что же дальше там было-то, с Бертой?
– Да вам разве Чарли не писал?
– Писал, – отмахнулся Рон. – Но вы классно рассказываете. И я только сейчас понял, что Эван, который там был, – это наш Смит и есть.
– А, да. Он же Смит. Вы знаете, его все здесь Эваном звали – ну, кроме детей, понятно. Я тоже не сразу сообразила, о ком вы.

И снова «Эван» без «Смита». Гарри сделал зарубку в памяти – пригодится. Виола меж тем продолжала свой рассказ о Норберте и двух драконологах, из которых вышел неплохой дракон.
– Это сейчас смешно рассказывать, – заключила она и допила остатки из кружки. – А тогда страшно всем было – и когда Берту привязывали, и когда все чуть не накрылось... медным тазом. Нет, мне Чарли это все уже с хохотом пересказывал, но я-то понимаю... И закончилось все грустно: Эван сунулся в огонь, чтоб Чарли спасти, с тех пор в повязке щеголяет.

Хуже драконьего огня только проклятое пламя, вспомнил Гарри. Смит спас Чарли жизнь, и тот его не сдаст, даже если есть что сдавать. Значит, прямых вопросов задавать нельзя, а только подбирать случайные факты, пока их не наберется достаточно, и можно будет просить у Шеклболта – что? Гарри пока не знал.

Рон остался в «Горыныче», туда как раз пришел Чарли, а Гарри провожал Виолу до ворот – аппарировать на территории заповедника можно было далеко не везде.
– Я понимаю, что вижу заповедник с парадного бока, – проговорил он, неловко улыбаясь, – но здесь все кажется очень здорово. Я не про лыжи и сувениры, я про людей. Вы все здесь очень открытые....
– Это вы, англичане, закрытые, – отозвалась Виола. – Впрочем, вы правы, здесь, наверное, иначе нельзя. Работа в огневой зоне очень сближает... Я, правда, не работала, но видела.
– Удивительно, что Смит уехал отсюда, – решился Гарри. – Хотя... Мне показалось, он как раз очень закрытый.
Виола пожала плечами.
– Сам себе на уме – да, но в нем нет ничего опасного, если вы об этом. Просто нужно уметь с ним обращаться.
– А вы умеете?
– Эван Смит, инструкция по применению, – объявила Виола. – На самом деле довольно простая, если следовать кое-каким правилам. Скорее всего, он не даст возможности оказать ему услугу, но найдет способ оказать услугу вам. Или даже две. Вскоре после этого, не сомневайтесь, он обратится к вам за помощью, и вы потратите столько же усилий, сколько потратил он на вас. Вот и все – после этого вы в расчете, можете спать спокойно. Если Эван время от времени оказывает вам мелкие знаки внимания – можете не беспокоиться, это он вас прикармливает, чтобы была заначка на черный день. Разве не удобно?
– Удобно, – признал Гарри. – Только как-то... не по-человечески.
– Да ладно! – фыркнула Виола – Всем на свете все равно не поможешь, а так сам себе назначаешь ближних – и делаешь добро к взаимной выгоде и радости.
Они остановились у ворот, Виола, чертыхаясь, зашарила в карманах.
– Забыла перчатки на столике.
– Возьмите мои, я ваши заберу и отдам завтра.
– Берете метод Эвана на вооружение? – Виола расхохоталась необидно. – Шучу. Я тоже верю в то, что делать подарки и оказывать помощь можно просто так, особенно друзьям, но то я – наивное романтичное дитя. А Эван – побитый жизнью мужик, ему лучше знать.
– И все же у него есть друзья, – возразил Гарри.
– Всеслав? Корнелиу? Они обязаны Эвану, каждый по-своему.
– И Чарли?
– Чарли он жизнь спас. Тогда, кстати, Всеслав пригодился: какое-то невероятное зелье с кровью оборотня помогло ему руку вылечить.
– А за что он Чарли жизнь спас? – спросил Гарри без улыбки. – В кредит или в расплату?
Виола задумалась.
– Выходит, в расплату. Чарли его же в заповедник привел, вот Эван и вернул должок.
Она поежилась, засунула руки в карманы поглубже.
– А в самом деле, одолжите мне перчатки, мне нужно еще забежать по делам. Вы правы, по-эвановски жить удобно, только противно как-то.

Гарри Поттер и драконье пламя

Чарли сложил дрова шалашиком, чиркнул спичкой, и вскоре в камине загудел огонь.
– Здорово! – не сдержался Гарри. – А мы с Роном по полкоробка переводим, пока разожжем.
– Это с непривычки, – Чарли не стал гордиться. – Магглы умеют разжигать костер с одной спички – чем мы хуже?
– А почему нельзя заклинанием? – Гарри наконец задал этот вопрос.
– Техника безопасности. Чтоб сразу бросить эту манеру и не полыхнуть палочкой при драконе. Потому что «люмос» или «инсендио» в присутствии дракона заканчиваются быстро и одинаково – палочке кранты, руке ожог. Новички часто попадаются. Особые умники умудряются спалить по две палки, пока запомнят. Хотя... Я сам так одну палочку сжег. Примерещилось что-то в углу загона, ну и решил подсветить... Отделался легким испугом, можно сказать, Ромашка сонная была.
– И что?
– Я ж говорю, пронесло. Мне от Тодоровой сильнее влетело, когда я ее поднял среди ночи, чтоб она мне новую палочку дала.
– А чего ж ты ее трогал среди ночи? – удивился Гарри. – Утром бы...
– Утром бы она меня убила. Сотрудник заповедника без палочки не должен ходить вообще. Случись чего – и мне как, с огнетушителем на дракона лезть? Или браконьеры. Так что пришлось из двух зол выбирать меньшее и будить Тодорову.
– И где она тебе раздобыла палочку среди ночи? У вас разве есть?
– Ну а как же? Я ж не первый и не последний. У Тодоровой есть запас на складе, ну а кто попридирчивее, тот уже потом в свой выходной чешет под Кривую Липу подбирать и покупать. Но это редко кто делает, честно говоря. Палочки все равно ломаются, не наездишься и денег не напасешься.
Склад неучтенных палочек – покойного Моуди бы удар хватил, узнай он о таком. Шеклболт, конечно, не параноик, но и он бы не одобрил. Смит знал, где прятаться, дери его дракон. Он здесь обзавелся и палочкой, и чистыми документами – теперь Гарри был уверен в этом.

Никто и новое место

Если он правильно прочел вывеску, заведение называлось «Старый князь» – но обстановка была не так пафосна, как название. Ни чучел мышей, ни полуоткрытых гробов по углам не наблюдалось – хотя кто их знает, может, они появляются вечером, вместе с посетителями. Сейчас низкий зальчик был пуст – не считая хозяина за стойкой и двух посетителей в самом дальнем углу. Туда его и потянула Раковская уверенно. Хозяин вылетел из-за стойки с поклонами и приветствиями на незнакомом языке – впрочем, и без перевода было ясно, что он счастлив видеть гостью и пеняет ей, что бывает редко. Приняв заказ и поцеловав ручку, хозяин наконец пустил их к столу, за которым сидели здоровенный мрачный тип и – он вздрогнул – Уизли. Чарльз Уизли, ну конечно, а значит, обещанное Раковской убежище – румынский заповедник. Можно было догадаться. Куда еще податься преступнику в розыске, без палки и документов. Отступать поздно, да и риск невелик, вряд ли Уизли узнает его, через столько лет, стриженого под машинку и обросшего бородой...

Уизли галантно выдвинул Раковской стул, она села и – умница, и впрямь впору к ручке приложиться – заговорила по-немецки.
– Спасибо, что откликнулся, Корнелиу, сердечный друг. Это тот парень, о котором я...
– Ольга, – загудел, не дослушав, мрачный тип. – Ты меня убиваешь, честное слово. Ну куда его в заповедник, его соплей перешибешь. Я его если Тодоровой приведу, она меня на смех подымет.
– У него был неудачный период... в жизни, – пожала плечами Раковская и взяла у подоспевшего хозяина чашку кофе – на удивление, приличного. По крайней мере, судя по запаху... – Привыкнет, научится, отъестся.

Корнелиу смерил пристальным взглядом Ольгиного протеже и шумно отхлебнул из своего стакана.
– Ну нахрена он мне нужен?
– А мне? – резонно возразила Раковская. – У меня для него вакансии нет.
Уизли прыснул – видимо, пытался представить вакансию. Раковская улыбнулась ему мимолетно и снова повернулась к громиле:
– Корнелиу, не обижай даму, я тебе еще пригожусь. Возьми мальчика. Он хороший.
– Да уж лучше не придумаешь! Мне как раз такой нужен – навоз грузить. Чайной ложкой...

– Остынь, Корнелиу, – вмешался Уизли. – Если пани Ольга просит – отказывать ей нельзя. Давай хоть поговорим с человеком. Что пить будешь? – Это уже ему.
– Не заработал пока, – прохрипел он.
– Охренеть работник, – покачал головой Корнелиу. – Без документов, без голоса, за палкой небось непростительный хвост?
– Палочки нет.
– Ага. В розыске?

Он молча покачал головой и не выдержал – зашелся мучительным кашлем. Ему срочно нужно зелье для горла, а значит, ему нужен заповедник и любая работа в нем.
Он проковылял к стойке, надеясь, что заповедная парочка не аппарирует, пока он, хрипя и жестикулируя, объяснял хозяину, что ему нужно. Вернулся к столу с чистой миской и огрызком карандаша, сел рядом с Раковской и принялся как можно аккуратнее малевать руны по ободку. Закончив, поставил миску посреди стола.
– Вот.
– Это что? – подозрительно осведомился Корнелиу.
– Вам лучше знать, – Раковская пожала плечами.
– Мыслив. Должен работать.
«Да ну?» – Уизли не сказал этого вслух, но гримаса была достаточно выразительной.
– Ладно, Корнелиу. – Это уже вслух. – Зато сразу понятно, будет толк или нет. Рискнешь туда башку засунуть?
– Сам суй, коли делать нечего, – буркнул Корнелиу.
– Так обеспечь материалом! И осторожно выбирай – а ну как и вправду заработает?
Корнелиу поколебался, сверля пристальным взглядом Ольгу и ее протеже, но все-таки поднес палочку к виску и вытащил серебристую нить.
Уизли усмехнулся.
– Давай, босс. Я нырну, а ты пока подержи этих двоих на мушке!
Он подмигнул даме – шутка, мол! – и нахлобучил миску на макушку. Минутой позже радостно захохотал и пихнул Корнелиу в бок.
– Ты не поверишь – этот лысый хрен собрал мыслив на коленке!
Корнелиу поскреб подбородок и махнул хозяину. На столе появилась кружка пива.
– С зарплаты отдашь. Звать как?
Он просипел имя и снова закашлялся. Корнелиу вопросительно посмотрел на Раковскую, но та лишь повела плечом – а я почем знаю, как его зовут?
– Как? Эван?
Он кивнул. Да. Эван. Годится.

Гарри Поттер и удачная встреча

Гарри слышал вроде бы, а может, это Джинни прочитала ему вслух из какой-нибудь книги – когда носила Джима, она читала книги пачками, полулежа в кресле, поглаживая большой живот, – да, в один прекрасный день она с таинственным видом прочла: «Если чего-то очень хочешь, вся Вселенная будет способствовать исполнению твоего желания». Гарри рассмеялся высокопарной фразе и спросил, не хочется ли чего-нибудь Джинни. Ей хотелось всевкусных леденцов со вкусом брокколи, и в первой же распотрошенной пачке их нашлось штук пять. «Вот видишь!» – Джинни округлила глаза, и Гарри спрятал палочку.

Когда камин засигналил о входящем вызове и в языках изумрудного пламени появился Виктор Крум, Гарри готов был взять назад весь свой скепсис. Только вчера он подумал о том, что Крум – единственный знакомый ему выпускник Дурмштранга, и хотя вряд ли он знает Смита (а сам Гарри много ли знал выпускников Хогвартса на двадцать лет старше себя?), но у него хотя бы можно будет спросить, или заручиться рекомендацией, или хоть что-нибудь... В общем, это была единственная зацепка с Дурмштрангом, и вот не прошло и суток, как эта самая зацепка появляется у него в камине и дружелюбно улыбается:
– Твой элф говорил, ты ехал в Романия с другом. Я догадался про заповедник.
Крум был удивлен не меньше самого Гарри. Это ведь надо было надоедать отделу международных связей, заказать камин с Англией, и все только для того, чтобы обнаружить на той стороне насупленного эльфа, который сообщил, что хозяин в Румынии, и погасил камин. Правда, добраться до каминной сети заповедника была едва ли не сложнее, чем до английской, но племянник министерского работника... Короче, можно ли поговорить с Гарри Поттером прямо сейчас?

Гарри радостно указал на кресло и демонстративно помахал подвеской-переводчиком – продираться через крумовский акцент было куда хуже, чем слушать перевод.
Строго говоря, Круму нужна была Джинни. Они – кто они, у Гарри не было ни малейшего желания разбираться – подготовили книгу о молодых квиддичных командах Восточной Европы, такая замечательная и полезная книжка, помогает поверить в свои силы и отличный подарок для будущей звезды спорта, и было бы очень здорово, если бы сама Джинни Поттер написала для книги такой маленький отзыв или чуть побольше предисловие, а то и вовсе бы рассказала о ней для газеты. Книжка, кстати, вот – сигнальный экземпляр. Да, чай, и спасибо, капелька бренди будет в самый раз.

Гарри похвалил идею, книжку, посулил предисловие и интервью для газеты сразу после Рождества. Потом обсудили погоду, вкуснейшие бисквиты, катание на лыжах и Виолу, которую Крум прекрасно помнил и велел передавать привет, и тогда Гарри решился:
– Виктор, можно вопрос? Я понимаю, что звучит он странновато и шансы невелики, но вдруг. В Дурмштранге учился такой Эван Смит. Ты не знаешь его?
Виктор нахмурился.
– Смит? А когда учился?
– Лет двадцать назад, – обреченно выговорил Гарри.
– Эван Смит... Э, так это же Бладжер Эван!
– Бладжер Эван? – переспросил Гарри, покосившись на кулон. – Как в квиддиче?
– Его так прозвали в команде, – кивнул Крум.
– Он играл в квиддич?
Если Смит и был похож на что-то из квиддичной экипировки, то скорее на биту.
– Нет, но он страшно хотел стать спортивным обозревателем для «Вестника». Или хотя бы просто корреспондентом. Писал что-то время от времени, но я не читал толком. Крутился возле команды, пытался разжиться интересной информацией. Надоедливый был, маленький, круглый – налетал, как бладжер, и отделаться от него было невозможно.
Гарри молчал и дышал через раз, боясь спугнуть удачу. Что должно случиться с человеком, чтоб из напористого крепыша он превратился в тощего молчуна, да еще и подрос? Явно что-то очень серьезное. Нет, можно конечно, подозревать совпадение имен. Вот только много ли Эванов Смитов могло учиться в Дурмштранге?
– А где он сейчас? – спросил Гарри как можно небрежнее.
– О, там что-то печальное, – помрачнел Виктор. – Вроде как он пытался подобраться к Карпати – ты не знаешь, был здесь такой деятель лет пять назад. Причем странно, был не из наших, но дела крутил темные и опасные. Говорили, что после встречи с ним Бладжер стал сам не свой...
Гарри весь обратился в слух. Что за мутная история, не новый ли Волдеморт нарисовался?
– Будто ему память стерли, – продолжал Виктор. – Или еще что. Я не встречал его, слышал, как ребята в команде говорили. Кажется, его поместили в больницу.
– В какую? – это все больше походило на допрос, и Гарри оставалось лишь надеяться, что Крум, увлеченный разговором, не заметит этого.
– Не знаю. В Тырново. Или в Тырговиште. А что, ты его знаешь?
– Н-нет. Я думал, это родственник одного из наших Смитов, но, видимо, не он.
Гарри обругал себя. Для больницы нужно будет придумать легенду посерьезнее.
– А что за Карпати?
– А, – Виктор отмахнулся, – нет его уже, но это лучше у местных узнай. Он же здесь, в заповеднике погиб.
Гарри достал блокнот и под диктовку Виктора записал Карпати и на всякий случай Тырново и Тырговиште. Все нужно было проверить у Чарли, а Виктора – выпроводить, пока он не начал подозрительно коситься. Гарри еще раз похвалил книжку, посулил восхищенный отзыв и с облегчением помахал рукой гостю, исчезнувшему в камине.
Нужно было найти Чарли.

Гарри Поттер и мастер зелий

– В «Горыныче» вы были уже, – отмахнулся Чарли. – Пойдемте-ка лучше попросим Mama пустить в «Старого князя». Побывать у нас и не навестить старину Джордже – это ни в какие ворота. Заодно новости узнаем.
– Попросим? – неуверенно уточнил Рон.
– Шататься туда обратно без дела нечего, так что к сети подключен только камин у Тодоровой в кабинете. Но она пустит без вопросов, вы же гости, да и праздники на носу. Заказов нет – считай, затишье перед бурей.
Чарли сплюнул и постучал по косяку.
– Сейчас только к Корнелиу мотнусь, спрошу, не передать ли чего. Я мухой!

Дверь хлопнула и через пару минут хлопнула снова. Гарри успел удивиться – и впрямь мухой! – но вошла незнакомая тетка. Гарри нашарил за пазухой переводчик.
– Добрый вечер, – улыбнулась тетка. – А где Карол?
Гарри растерянно развел руками.
– Не знаю.
– Я принесла письмо для Ольги, он сказал, передаст. Он же собирался в Брашов?
До Гарри дошло.
– Он пошел к миссис Тодоровой, просить разрешения на камин.
Гостья понимающе закивала.
– Я его подожду. Непременно погуляйте там, очень красивый город. И в «Князе» обязательно попробуйте сосиски на углях, это такое объедение, их предлагают к пиву... Честно говоря, больше там ничего особо и не предлагают, но сосиски дивно хороши. Ох, простите, я и не представилась. Я Флорика Дрэджеску. А вы брат Карола и его друг, да?
Тетя Флорика, вспоминал Гарри, пока Рон, к счастью, развлекал гостью беседой. Виола рассказывала, что приезжает сюда к тетке, а та работает в лаборатории и местной школе... Рискнуть? Была не была!
– Миссис Дрэджеску, Эван Смит велел передавать вам привет.
Дрэджеску расцвела.
– Какая прелесть! Передайте ему привет и скажите, что он поросенок невозможный! Пусть чиркнет хоть строчку, все равно сов к Корнелиу гоняет каждую неделю.

Рон смотрел удивленно, но помалкивал, дружище, умница.
– Он отличный учитель, правда? – Гарри надеялся, что нащупал правильный тон.
– Ой, после местных сокровищ ему ваш Хогвартс, наверное, курортом кажется. Тут сами понимаете, что за контингент. Я с ними не всегда справлялась, часто звала на помощь Стоянку – директора, я имею в виду. Так что Эван меня просто спас, когда взял на себя старших ребят.
– Он зелья вел?
– А он у вас зелья ведет? Нет, зелья я в основном сама вела, он вел опасное: защиту, магических существ...
Да уж, в заповеднике уход за магическими существами превращался, наверное, в самый опасный предмет.
– А с зельями – это он в лаборатории нахватался. Он и там мне здорово помогал, я без него просто пропадала, Виола еще маленькая была, чтоб доверять ей что-то серьезное, теперь-то уже другое дело.
– Мы познакомились с Виолой, она такая очаровательная девушка, – подхватил Гарри. Во-первых, правда, а во-вторых, вдруг эта милейшая тетка к слову скажет еще что-нибудь. Внезапно он понял, что «тетка» не так уж сильно его старше, просто полненькая и взъерошенная, живо напомнила ему профессора Спраут, и зря он ее, наверное, «миссис» назвал...

Дрэджеску хотела сказать что-то, но камин вспыхнул, высунулась голова Чарли.
– Путь свободен, народ, гребите к Тодоровой! Ой, Флорика, ты здесь?
– Письмо Ольге, – Дрэджеску помахала конвертом.
– Давай сюда.
Чарли протянул руку.
– Ольга мне его, кстати, и рекомендовала, – добавила Дрэджеску, обращаясь уже к Гарри. – Эван наверняка рассказывал о ней, да?
– Флорика, – Чарли почему-то смотрел укоризненно.
– А что такого?
– Ничего. Гарри, Рон, бегом сюда, пока Mama не передумала. Только давайте через улицу, а то невежливо.
Камин погас.
Уже на пороге Гарри успел торопливо нацарапать в блокноте «Ольга – рекомендовала Смита, говорить о ней – проблема. Спросить у Чарли. Переписка с Корнелиу – NB!».

Гарри Поттер и вельможная пани

Они воспользовались советом Дрэджеску и немного побродили по городу, даже пристроились на некоторое время к маггловской экскурсии (кулон опять пригодился), а потом добрались наконец до «Старого князя».

Вытянув гудящие ноги, отхлебнув пива и съев горячую сосиску, Гарри решил, что Брашов ему нравится. Зал пустовал, кроме них троих была еще ведьма за столиком в углу да пара мятых типов у стойки. Хозяин притащил еще пива и подсел к гостям.
– Тихо у тебя, Джордже, – посочувствовал Чарли.
– К вечеру подтянутся, – вздохнул тот. – Днем у меня народу немного. Вы вот зашли, уважили старика.
– Нашел старика, – фыркнул Чарли. – Не прибедняйся, принеси еще сосисок и расскажи гостям из далекой Англии про Карпати – они о нем не слышали, представляешь?
Джордже взмахнул палочкой – тарелка наполнилась шипящими сосисками.
– Было бы о чем рассказывать. Чай не Гриндельвальд...
– Ну не скажи, шороху он успел наделать.
– Это ты хвалишься, потому что ему у вас кирдык пришел.
– Расскажите, – решился встрять Гарри. – Интересно ведь. Это когда было?
– Да вот лет с десяток назад объявился такой себе мужик...
– Это когда Волдеморт вернулся? – Гарри снова чувствовал, что взял след.
– Нет... В смысле да, по времени да, но Карпати был маггл и объявился среди магглов. Про вашего этого – ни сном ни духом. Занимался бизнесом, импорт-экспорт, что повыгоднее...
– Конкурент, а, Джордже? – усмехнулся Чарли.
Хозяин усмехнулся в ответ.
– Выходит. Ну ладно, заработал деньжищ и полез в политику, добрался до самых верхов – там-то про нас и узнал. Видать, крыша и съехала, решил, что мы ему чего-то помогать будем. Сюда не добрался, а в Бухаресте всех на уши поставил, пытался возглавить Ковен.
– Весь Восточный Ковен, – уточнил Чарли. – Вот, а ты говоришь, рассказывать нечего.
– Про всех психов рассказывать – дня не хватит, – пожал плечами Джордже. – Дальше уж тебе карты в руки, он же к вам сунулся.
– Ну да, он решил, что если заповедник будет за ним, Ковен станет посговорчивее. Ну, Тодорову ты сам видел, старушка божий одуванчик, Карпати, видать, решил, что с ней управиться – как у ребенка конфету отобрать.

Чарли рассмеялся, и Гарри вместе с ним: он вспомнил, как нынче утром они с Роном торопливо шагали к дому Тодоровой, где их у камина ждал Чарли. Маленькая, седая и улыбчивая, очаровательная директорша их не видела – она разговаривала с двумя работниками в кожаных куртках с форменными нашивками. Вернее, орала на них, пока те вжимали головы в плечи, как провинившиеся старшеклассники. Все еще включенный кулон что-то начал переводить про кривые руки и вычет из зарплаты, но скрипнул, выдержал паузу и ограничился фразой: «Нецензурно бранится, перевод затруднен». Чарли маячил у двери и быстро втащил их внутрь со словами: «Наши орлы только что грохнули ящик драконьей крови, так что на глаза доамне директору лучше не попадаться, она сначала огнем пыхнет, потом будет разбираться».
– Ну-ну, пошел он к директору, – напомнил Рон.
– Ушел и не вернулся, – Чарли театрально развел руками. – Берта им позавтракала. Не надо было ему на мамочку замахиваться, Берта ее очень любит. Не кривись, Гарри, Карпати – дрянь и слова доброго не стоит. И потом – что-то же там было, если местные перетряслись. Берта была на первой полосе «Вестника». Магглам, понятно, наплели про автокатастрофу и даже отдали все, что осталось, для похорон.
– Это тогда вы решили устроить Берте горячую ночку? – спросил Джордже.
Гарри вопросительно взглянул на Чарли. Тот кивнул.
– Да, тогда решили, что от героини дня нужно срочно получить потомство. Тодорова не возражала и сказала – в следующую течку. Но дальше вовсе не весело.
– Да ладно не весело, драконий угодник, – оживился Джордже. – Помню, как тут пили за вас – ублажили крошку Берту!

– Тут говорят о любовных усладах? – незнакомый голос, продублированный переводчиком, раздался у Гарри над ухом.
– Пани Ольга, спасение мое! – Чарли подскочил, отодвигая стул. – Какими судьбами? Я и надеяться не мог...
– Всегда нужно надеяться!

Девица в кожаной куртке с заклепками и усыпанных блестками джинсах опустилась на предложенный стул и с улыбкой оглядела сидящих. Уже через мгновение Гарри понял, что, как и с Дрэджеску, здорово промахнулся с возрастом. Гусиные лапки у глаз, морщины вокруг рта, руки – уж никак не девица, скорее старушенция, вот только это слово не больно ей подходило.
– Чарли, ты снова растерял манеры в своем заповеднике...
– Мильон извинений, пани, мой братец Рональд, мой друг Гарри Поттер.
– Matka boska! Такое знакомство, и даже некому похвалиться! – пани Ольга прижала к груди руки, украшенные парой перстней. Крупные серьги качались и звякали, когда она переводила восхищенный взгляд с Рона на Гарри.
– Очаровательная пани Ольга Раковска, – представил ее Чарли. – Составьте нам компанию, чудесная! Хотите пива?
– Я бы с удовольствием, но через час выезжаю. Только маленькую чашечку кофе, самую маленькую, какую только здесь подают, Джордже.
– Ольга, ты же знаешь, здесь кофе вообще не подают, – добродушно заворчал хозяин, – для тебя одной варю.
Она улыбнулась так тепло и благодарно – морщинки у глаз собрались и резче обозначились, и Гарри, глядя на ее темно-красные, с каким-то аж фиолетовым оттенком волосы, на ярко накрашенные губы и ногти, вдруг подумал: «Она похожа на Тонкс на пенсии», – и стало легко, будто они давно знакомы.
– Вам понравилась Румыния? – спросила она то ли у Рона, то ли у Гарри, переводчик ее больше не заглушал, она перешла на хороший английский, они заговорили вдвоем, рассмеялись и заговорили снова, перебивая друг друга. Ольга слушала, спрашивала что-то, пила кофе, шутила...
Гарри обалдел просто, когда она вытащила из кармана мобильный телефон.
– Мне так жаль, – проговорила она печально, – с вами так хорошо, я бы хотела побыть с вами еще, но если я не выеду через пятнадцать минут, то не доберусь до дома засветло, а я боюсь ездить по темноте, и дорога не очень, снег. Надеюсь, что это не последняя наша встреча.
Она протянула руки вперед, сразу обе. Рон чмокнул правую, Гарри левую, они едва не столкнулись лбами. Она необидно рассмеялась и поднялась.
– Мне правда жаль, но время, а у меня еще и вещи наверху, и машину прогреть...
– Я прогрею, ребята вещи вынесут, – поднялся Джордже.
– О, я сама... – начала было Ольга, но на нее замахали, Джордже поймал ключи, Чарли, Гарри и Рон тащили коробки, сумки и бумажные пакеты с флаконами, пузырьками и баночками, и Чарли возмущался бухарестскими снобами, которые не дают очаровательной пани доступ в Кяжну или хотя бы разрешения ее друзьям провесить для нее портал!
– Чарли, сердце, если мне откроют проход в волшебную часть Кяжну, я перестану ездить сюда – боюсь, Джордже тогда не скажет тебе спасибо. И не ругай Ковен, после этого ужасного Карпати они держатся от магглов так далеко, как только могут. Вы меня просто спасли, благодарю, нет, эту коробку в салон, пожалуйста, это духи, я потратила на них состояние, я теперь глаз с них не спущу.

Пани Ольге еще раз поцеловали руки, она уселась в машину и исчезла в снежной пыли. Гарри обнаружил в руке визитку «Салон Bucurie, стрижки, маникюр», и Рон, держа такую же, выговорил наконец то, что поразило Гарри минут десять назад:
– Она что, маггла?
– А не скажешь, да? – отозвался Чарли. – Она потрясающая. И да, «Bucurie» – это бордель. Только не проболтайтесь Флорике.

Гарри Поттер и неизбежные выводы

Рон спал. Он заснул, едва добравшись до кровати после длинного, полного событий дня, и Гарри очень хотел последовать его примеру, но нужно было все проверить в последний раз – завтра они уезжают. Конечно, остаются совы и камин, но с каминной связью много возни, и ни одно самое подробное письмо не заменит живого разговора. Нужно все успеть до отъезда.

Итак... Гарри перелистал свой блокнот. Смит появился в заповеднике шесть лет назад, не знал румынского, назвался Эваном, наверняка без документов. Отследить палочки нет возможности, у Тодоровой склад, не требовать же у нее книгу учета, даже если она таковую и ведет. Да это и не важно, важно то, что, даже имея за палочкой след непростительных заклинаний, Смит мог ее здесь сжечь в первый же день «люмосом» и получить новую, чистую.
Дальше, вернее, раньше. Искусственное осеменение Норберты, из-за которого Смит спас Чарли жизнь и сильно обжегся, потерял глаз – не рассчитывал, поди, что так дорого заплатит за возможность сунуть левую руку под струю драконьего пламени? Наверное, можно было поискать и более веские основания для подозрений, но Гарри просто доверял интуиции: Смит хотел спрятать след от метки.
И еще немного раньше: Смита взял под опеку Чарли, потому что его порекомендовала Ольга, очаровательная пани Раковска, обаятельная хозяйка маггловского борделя, кстати, визитку надо будет выбросить, а то Джинни еще наткнется, он запомнил название и посмотрел в словаре – «bucurie» значит радость. Навести справки об этой «радости», и вот это, похоже, придется делать уже дома: здесь у него ни одного выхода на министерство. И найти настоящего Смита – в конце концов, обыскать все европейские больницы, ну не миллион же их!
Все складывалось в цельную картинку, и Гарри был уверен: проверка борделя Раковской и встреча с настоящим Смитом окончательно подтвердят: Смит никакой не Смит, а беглый упиванец, с чужими документами и под обороткой. Пришло время поговорить с Кингсли Шеклболтом.
Гарри закрыл блокнот и заснул, едва коснулся головой подушки.

Эван и начало новой жизни

– Заходи, – Уизли гостеприимно распахнул дверь. – Две свободные койки, выбирай любую. Сундук. Удобства вон там. Здесь посуда, красная кружка – моя.

Взгляд метнулся от койки к койке, и Эван выбрал ту, что подальше. Сел на прожженное в паре мест одеяло, поднял крышку сундука – на дне валялись скомканные пергаменты, еще какой-то мусор. Уизли заглянул, махнул палочкой – мусор исчез.
– Как вещи появятся – сложишь. Держи памятку работнику заповедника – выучить и применять. Постельное белье в нижнем ящике. Вроде все.
Уизли убрался в свой угол. Замолчал – и стали слышнее звуки снаружи: отдаленный рев дракона, шум и грохот от складов, кто-то прошел под окнами, перебраниваясь на незнакомом языке.
Эван все так же сидел, трогая колючее одеяло. Нужно было подниматься, обустраиваться в этом выбранном углу – чем, как? Нужно было читать и учить памятку, нужно было найти Флорику Дрэджеску и поступить в ее распоряжение или хотя бы выяснить, говорит ли она по-английски. Нужно было спросить Уизли, есть ли учебник румынского или словарь, где взять протиоожоговой мази, и была еще сотня всяких «нужно».

Он еще никогда не начинал с такого нуля. Всегда было куда вернуться, к старым друзьям или старым врагам, всегда была нора с припасами, зельями, вещами, деньгами. Теперь все норы далеко и под абсолютным запретом. Есть только палочка – и это уже достижение. Час назад не было ничего.

Он сжал руку – палочка не отозвалась привычной дрожью. Да, это не чувствительное орудие, выбравшее себе владельца, это стандартная рабочая палка, чуть ли не на токарном станке выточенная. Но она есть, и она работает.
Он вызвал книгу с полки и почувствовал себя лучше.

Камин полыхнул зеленым пламенем. Он лениво повернулся – и тут же вскочил, увидев взъерошенную директрису.
– Почта, – сообщила она. – Подвинься, ящик немаленький. И учти, это в первый и последний раз я твою почту через камин принимаю. Пусть воронов гоняют.
Он растерянно обернулся – это точно ему, а не Уизли? Тодорова исчезла, и камин потух.
Картонный ящик из-под пива аккуратно заклеен скотчем. Он пожал плечами и дернул край ленты. Стопка одежды, высокие ботинки, бумажный сверток. Он вытряхнул на ладонь несколько монет и подвеску на цепочке. Мелкие строчки разбегались по листу: «Джордже взял медальон. Я просила его купить тебе палочку, но он сказал, там дадут. А тебе больше пригодится переводчик. Надеюсь, он прав, потому что почти все ушло на эту штучку. Удачи, Эван».

Часть 3. Пролог

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. ПРИКЛАДНАЯ ДРАКОНОЛОГИЯ

Ведь я забыть тебя была готова!
Зачем же тень твоя приходит снова...
Лопе де Вега. «Собака на сене»

ПРОЛОГ

... ни кожи ни рожи, а глаз-то ведьминский горит! На шею не вешалась, как остальные бабы, а видно было: нравлюсь я ей...
(из никогда не написанного)

Август 2005 года

– Нет, – сказала Нарцисса.
– Нет?! – возмутилась миссис Тревор.
– Нет.
– Но я постоянно ношу желтое!
– Нет.
Миссис Тревор затрясла подбородками.
– Знаете, милочка, если бы не рекомендация леди Агаты...
Что Нарциссе всегда неплохо удавалось, – это держать каменное лицо. «Милочка»... Десять лет назад эта корова была бы до смерти рада попасть к ним на званый вечер.
Она медленно сосчитала до пяти.
– Мадам, у нас мало времени. Либо вы слушаете, что я вам говорю, либо отказываетесь от моих услуг и подбираете себе туалет сами.
– Ну хорошо, – вздохнула миссис Тревор. – Тогда что?
Мантия-невидимка, – подумала Нарцисса. – Да. В самый раз.
– Как насчет зеленого бархата?

Она покончила с толстухой к одиннадцати и встала на «конвейер»: поток школьников не иссякал с середины июля. Сегодня вокруг кабинок бегала даже Хильда, которая обычно развлекала родителей. К пяти у Нарциссы привычно загудели ноги и заломило спину. Она закончила очередную подгонку и разогнулась. Найдется десять минут на чашку чая?

Звякнул дверной колокольчик, и мечту о чае заслонил силуэт очередного посетителя.
– Я хотел бы заказать несколько мантий, – услышала она негромкий сипловатый голос.
– Конечно, сэр, – невозмутимо кивнула Хильда. – Цисси, милая!
Нарцисса удивилась. Хильда Малкин, неисправимая кокетка в свои шестьдесят с гаком, обычно обслуживала мужчин сама. «Джентльмен – это звучит элегантно», – повторяла она, и это значило «в сторону, девочки, он мой». Впрочем, одноглазый верзила в растянутом свитере на джентльмена не тянул: у таких редко бывают деньги на «элегантное».

– Добрый день, сэр! – подошла она ближе. – Какие именно мантии вам нужны?
Одноглазый обернулся к ней и застыл на пару секунд. Нарцисса изобразила профессиональную улыбку: ее до сих пор нередко узнавали на улице и в ателье. Газетчики когда-то постарались на славу.
– Я... собираюсь преподавать в Хогвартсе с этого года, – он опустил глаза и уставился на свои тяжелые ботинки-грязомесы. Кстати, дорогие, драконья кожа. Такие любил Фенрир, – невпопад вспомнилось Нарциссе.
– Думаю, мне нужно несколько мантий на каждый день. Может быть, пара теплых...
– ... и как минимум одна парадная, для торжественных церемоний, – подхватила она. – Давайте начнем с простых. Идемте, посмотрим ткани...

Хильдины владения походили не на склад, а скорее на сокровищницу сумасшедшего падишаха или великанское лоскутное одеяло. От пестроты расцветок, узоров и текстур у многих кружилась голова.
– Смахивает на библиотеку, – просипел сзади одноглазый, и Нарцисса вздрогнула. Рядом с этим посетителем ей было до странного не по себе.
– Интересное... сравнение.
– Я иногда читаю книги.
Обиделся? Решил, что она судит о нем по внешности? Нарцисса поймала себя на том, что боится ляпнуть лишнее, как на первом свидании. Давно она не ощущала так остро пол собеседника. В голову почему-то лезли воспоминания о войне. Видимо, из-за обожженного лица: взгляд просто притягивало к шрамам и повязке.

Она поспешила перейти к делу. Прищурилась, оглядела клиента еще раз.
– Ну что же, начнем. Я правильно понимаю, что яркие цвета вас не очень привлекают?
Одноглазый кивнул молча, потом достал фляжку, глотнул.
– Да... что-нибудь немаркое. Может быть, черное?
– Хм, не уверена. Но давайте попробуем.
Она сняла с рейлинга лоскут черной шерсти и, поколебавшись, приложила к груди незнакомца. Тот неожиданно напрягся и дернул головой. В ярком свете лампы его профиль – такой вдруг знакомый, с горбатым, будто давным-давно сломанным, носом – показался черным. Тенью из китайского театра...

Он!
У Нарциссы бешено заколотилось сердце. Живой!
Рука медленно начала сжиматься, впиваясь в грудь одноглазого сквозь три слоя ткани. Тот вздрогнул, но не отшатнулся. Грудь еле заметно вздымалась под ее пальцами, и на вспотевшем лбу Нарцисса почувствовала его дыхание. В глазах потемнело, в висках забилось сумасшедшее: живой!

Опомнившись, она медленно убрала руку. Если сейчас окажется, что он просто похож...
– Н-нет, – она повесила образец на место, стараясь не поднимать глаза. – Вам... не идет черный. И никогда не шел, – добавила она неожиданно для самой себя. В конце концов, что она теряет. Сейчас ее вежливо поправят – и все...
Одноглазый глухо закашлялся и отступил на шаг.
– Как скажете. Может, тогда этот? – он не глядя потянул на себя лоскут какого-то невнятно болотного оттенка.
Нарцисса усилием воли посмотрела вверх. Покрытое шрамами лицо. Седина. Странный, неестественный наклон головы. И все-таки он. Мерлин, Мерлин, Мерлин, и что ей с этим делать?
– Нет! – она решительно потрясла головой. – Попробуем синий.

Они прошли путь от выбора ткани до примерочной с рекордной скоростью. Нарциссе не нужно было разглядывать клиента, чтобы определить, какой цвет и фасон ему подойдут. Она неслась по рядам, подхватывая все новые отрезы, не глядя подбирая фурнитуру, восстанавливая в памяти модели, которые забавы ради придумывала когда-то давно, в прошлой жизни.
– Вы держитесь прямо, но голову наклоняете вперед. Я не советовала бы вам носить высокий ворот. И... он вышел из моды лет пять назад, – заметила она, поглядывая за летающей вокруг высокой фигуры мерной лентой.

Одноглазый обернулся к ней и резко рванул шарф. Лента, которой раньше никак не удавалось замерить горловину, обрадованно порхнула вверх к шее, покрытой глубокими темно-красными шрамами.
Нарцисса прикусила губу. Одноглазый медленно намотал шарф обратно и дернул концы вниз – как удавку.
– Шейный платок? – предположила наконец она.
– Сомневаюсь, – ответил одноглазый, глядя в сторону. – Никогда их не носил.
– Я могу вас научить, – она первый раз позволила себе улыбнуться. – Вы ведь придете забрать заказ? Или... – спохватилась она, – вам оформить доставку почтой?
– Спасибо, – кивнул одноглазый. – Когда мне прийти?
– Через два дня. Обычно заказ бывает готов на следующий день, но сейчас – сами видите... – она кивнула на толпы ребятишек.
– Вижу, – одноглазый помолчал. – Мне... наверное, стоило прийти раньше.
– Да! – вырвалось у Нарциссы, но она быстро поправилась: – Да, месяц назад у нас было меньше работы. На какое имя оформить заказ?
– Смит, – ответил одноглазый. – Эван Смит.
– Профессор Смит... – прокатила она новую фамилию на вкус. – Что преподаете, если не секрет?
– Зелья, – усмехнулся он.

– Зелья?! – Хильда неслышно подошла сзади. – Так вы очередной зельедел? В Хогвартсе последние годы они долго не задерживаются. Говорят, профессор Снейп проклял эту должность перед смертью, – добавила она сценическим шепотом. – Надеюсь, вам удастся снять проклятие!
– Снейп? – повязка на глазу дернулась, и Нарцисса ярко представила себе, как изгибается и ползет вверх темная бровь. – Не слышал о таком.
– О, поживете в Хогвартсе – наслушаетесь, – захихикала Хильда. – Страшный был человек, уверяю вас!
Нарцисса еле удержалась от улыбки. Смит хмыкнул.
– Кто предупрежден, тот вооружен. Спасибо, мадам, мы посмотрим, кто кого. Так я зайду одиннадцатого?
– Да-да, профессор, – кивнула она. – Или пришлите сову, если решите все-таки оформить доставку.

Конец августа 1980 года

– Почему бы тебе не покраситься? – спросил как-то раз Люк.
Нарцисса не сразу поняла: она следила за Драко, который увлеченно вываливал на эльфа уже третью порцию каши.
– Я и так крашусь, дорогой, – пробормотала она. – Эй, как там тебя, Тоби...
– Это Элкин, Нарси. Добби – мой камердинер. Так вот...
– Элкин, каша остыла. Драко, милый, еще пару ложечек... Ты что-то хотел, дорогой?

Люк дернул уголком рта – он нервничал.
– Я просто подумал, почему бы тебе не покрасить волосы. Скажем, в рыжий.

Нарцисса осветляла волосы лет с тринадцати. В детстве ей это казалось забавным: брюнетка, шатенка и блондинка, сестры Блэк на любой вкус. Чуть позже мать с намеком сообщила ей, что «Малфоям нравятся светленькие». То ли дело было в волосах, то ли раньше Люк просто не дозрел до ухаживаний, но вскоре красавчик Малфой и впрямь пригласил ее в Хогсмид. Помнил он темноволосую малявку, «Циску-крыску», как дразнила ее Белла? Вряд ли. Вполне возможно, что верил: Нарцисса Блэк уродилась не в масть – с локонами цвета «Платиновое сияние».

– А почему в рыжий, дорогой?
«И почему это для тебя так важно?» – хотела спросить она, но не решилась.
– Просто так, – пожал плечами Люк. – Моя маленькая прихоть. Разве тебе сложно?
Он злился, и это тоже было странно: он редко раздражался по пустякам. Дергаться по мелочам Люк начинал, когда терял свободу действий, а это случалось нечасто. Последний раз таким беспокойным Нарцисса видела мужа год назад в Мунго, когда лечащий врач Абраксаса разводил руками и говорил, что драконка в таком возрасте не лечится.
– Конечно, дорогой.

Это не было прихотью. По крайней мере, прихотью Люка. Нарцисса поняла это, увидев глаза мужа, когда вышла к обеду в новом цвете, – и окончательно убедилась, почувствовав на себе тяжелый взгляд Лорда пару дней спустя.
Про Гриндельвальда ходили слухи, что он... отличался извращенными сексуальными пристрастиями. Уж не возжелал ли новый великий темный маг жены приближенного своего?

Начало сентября 1980 года

В тот вечер, когда почти все гости разошлись, Лорд подозвал ее к себе. Он сидел на своем любимом месте, у камина. Так близко к огню, что кресло начало бы тлеть, если бы не огнеупорные чары, а у Нарциссы на лбу быстро появилась мерзкая испарина.
– Вам очень идет новый цвет, миссис Малфой, – безгубый рот растянулся в улыбке. – Неплохой я вам дал совет, верно?
Она присела в реверансе.
– Благодарю, мой Лорд.
– Пустяки, – махнул он рукой. – Возможно, вы согласитесь оказать мне небольшую услугу взамен.
– Что будет угодно моему Лорду, – она снова присела, пряча глаза. Смотреть Лорду в лицо – вредно для здоровья. Недолго спятить, как несчастная Белла.
Лорд зашипел и заскрежетал – засмеялся.
– Нарцисса, Нарцисса, деточка, вы так дрожите, будто я вас съесть хочу живьем. А мне всего лишь нужна ваша помощь. Садитесь!
Он подозвал кресло, и она опустилась на него, стараясь не касаться спинки.
– Речь об одном из моих слуг, вы его знаете. О юном Принце.
То есть о Снейпе. Невзрачного мальчишку, нового Лордова фаворита, многие недолюбливали: полукровка, никто и звать никак, а ведет себя, будто и впрямь особа голубых кровей.
– Да, мой Лорд, – он молчал, и Нарцисса добавила: – Муж приглашал его несколько раз.
Маленький бунт: назвать Люка не по имени, а мужем. Лорд пропустил его мимо ушей – или предпочел пропустить.
– Очень способный мальчик, Нарцисса, но, как вы могли заметить, немного нелюдим и очень застенчив. Мне кажется, ваша женская мудрость помогла бы ему... освоиться. Раскрыться. Он славный паренек, поговорите с ним как-нибудь, пригласите на чай. Уверен, он вам понравится.
Лорд мог бы не нажимать так на «понравится»: Нарцисса давно поняла, куда он клонит. Интересно, знает ли Люк...
– Как будет угодно моему Лорду, – она прикрыла глаза: в голове у нее сейчас вертелись мысли, отнюдь не лестные для повелителя.
– Вот и славно. Я передам мальчику, что вы ждете его на чай в четверг.

Сентябрь – октябрь 1980 года

Вторник и четверг. И, конечно, пятницы, когда в Малфой-мэноре собиралась вся верхушка ордена, и знаменитые малфойские субботы раз в месяц. Снейп исправно приходил – как отбывал повинность, на вопросы отвечал односложно или просто хмыкал. В какой-то момент Нарциссу охватил азарт: неужели она не растормошит это несуразное пугало? Лорда можно было бояться, можно было (очень-очень тихо, на самой грани сознания) думать, что его методы, возможно, не самые эффективные, но в одном ему отказать было нельзя: он отлично подбирал себе людей. Садист Макнейр, интриган Эван (Нарцисса недолюбливала кузена), рубаха-парень Гойл и себе на уме Крэбб, исполнительный Роул и одиночка Киган – непостижимым образом оказывались каждый на своем месте. Если Лорд решил приблизить к себе неумытого сопляка, значит, разглядел в нем что-то. Что ж, мальчик, посмотрим, кто кого.

Середина октября 1980 года

Оказалось, что Принц – это фамилия.

Нарцисса почему-то была уверена, что мальчишку зовут Принцем в угоду Лорду – тот явно выделял его и едва ли не прочил в наследники.
– Да, были такие, – кивнул Люк. – Отец заставлял меня их зазубривать вместе с остальными.
– Были?
– Ну да. Мертвая ветвь. Родилась девочка, они готовы были принять зятя в род, но там вышла неприятная история. Она выскочила замуж за маггла. Поставила на семейном древе большой вонючий крест... – он моргнул, вспомнив об истории Блэков. – Прости, Нарси.
– Ничего, – вздохнула она. – В каждом роду такое бывает.
– Ну, надеюсь, хоть в нашем такого не случится, – дернул Люк подбородком. – В общем, ничем хорошим эта история не кончилась, она умерла в нищете. А род был и впрямь древний. Не от Основателей, конечно, но не намного младше.
– И Снейп – его наследник?
– Стал бы, сама понимаешь. Не будь он ублюдком.
– Ты говорил, она вышла замуж.
– За грязь. Это не считается.

Любой хорошей девочке иногда ужасно хочется попробовать, что же это такое – грязь. Осторожненько ткнуть пальчиком. Ершистый мальчишка, вечно в мятых и плохо сидящих мантиях, вечно с обгрызенными ногтями и пальцами в пятнах от зелий, с вечно задранным непомерных размеров носом, Снейп был ей в новинку – а поэтому, наверное, интересен. Точнее, не Снейп. Принц. Prince Charmant – прозвала она его в шутку, и он скрипел зубами на безобидную насмешку.
Нарцисса пыталась вспомнить Принца школьником, но не могла: в шестнадцать-семнадцать не обращаешь внимания на мелюзгу. Теперь «мелюзга» выросла, но с высоты своего положения замужней светской дамы с ребенком Нарцисса все равно считала навязанного ей знакомца мальчишкой.
Принц был предсказуемо угрюм, предсказуемо зажат, предсказуемо немногословен. Первые их встречи он отмалчивался, как на допросе: да, нет, нет, спасибо, черный без сахара, да, вполне. Нарцисса – пожалуй, сама того не осознавая – ждала переломного момента: как в сказке, когда милый нрав Красавицы наконец-то превращает Чудовище в Прекрасного принца. Собственно, так и родилось прозвище. Увы, чудовищный Принц смотрел исподлобья, цедил свой кофе скупыми глоточками и слова – такими же порциями – и никак не упрощал Нарциссе ее задачу.

Переломный момент наступил месяц спустя, да и то скорее для Красавицы, чем для Чудовища. У Драко резались зубки, он ныл, не хотел спать, а суеверный Элкин и слышать не хотел о том, чтобы смягчить боль заклинанием. Нарцисса битый час не спускала малыша с рук. Гость явился, как всегда, к пяти, они прошли на террасу и Нарцисса уже готова была сдать сына эльфу, когда Принц хмуро спросил:
– Зубы?
Она сокрушенно кивнула.
– Aguamenti minima.
Принц намочил угол салфетки и вручил Драко. Тот немедленно сунул мокрую материю в рот, притих и уставился на странного дядю круглыми глазами.
– Как ты догадался? – моргнула Нарцисса.
– У кассы в маггловском супермаркете о чем только не болтают, – фыркнул он и задумался. – Я вам пришлю зелье. Пропитаете тряпочку – пусть мусолит. И толку больше, и не будет выглядеть по-простецки, – он хихикнул. – Недостойно мага.
Нарцисса улыбнулась и кивнула. Плевать, кто придумал этот способ, если Драко от него будет легче.
– Мы на ты, Северус. Забыл?
– Угу, – он шмыгнул носом и снова превратился в подростка.
– Ты простужен? – испугалась она. Еще заразит ребенка.
– Нет, – он покраснел и начал рыться в карманах. – Нос в школе сломали. Еще до Хогвартса... Tergitextum reformeo.
Мятый клочок пергамента превратился в носовой платок.
– Не знала, что есть такое заклинание.
– Нету... – он окончательно побагровел. – Это я его сейчас...

Он стесняется, что у него платка нет! – поняла наконец Нарцисса. – А то, что он заклинание на ходу придумал, – это так, пустяки. Интересно, чем он обычно нос вытирает. Рукавом?
– Северус, – она передала Драко вместе с салфеткой подоспевшему Элкину. – А ты всегда ходишь в черном?
– А что? – вскинулся Принц.
– Да ничего... – она развела руками. – Ты не думал, что другой цвет пошел бы тебе больше?
Он втянул голову в плечи.
– Черный удобный, он не пачкается. А вам... а тебе, между прочим, рыжий не идет. Блондинкой было лучше.
– Ты заметил? – удивилась Нарцисса.
Принц пожал плечами.
– Я после школы полгода в «Тайне» работал. Выучил все оттенки наизусть. «Золото осени», да?
– Ваша наблюдательность сравнится лишь с вашей галантностью, Ваше высочество, – склонилась Нарцисса в реверансе.
Принц нахмурился, потом посмотрел на нее искоса и наморщил нос. Распознал подначку.

В тот вечер Нарцисса вытащила давно забытый альбом. На страницах замаячила тощая сутулая фигурка. Интересно, как будет выглядеть его чумазое высочество с нормальной прической и в приличной мантии...

Вечер 31 октября 1980 года

– Нарцисса, друг любезный, вы плохо стараетесь, – сказал Лорд. – Наш общий знакомый по-прежнему грустит.
Она замерла, потом медленно, как можно тише, выдохнула и вдохнула.
– Мне очень жаль, что я разочаровываю вас, мой Лорд.
Лорд помолчал, крутя в пальцах яблоко на палочке. С каминной полки Нарциссе глупо ухмылялся Тыквенный Джек.
– Мне дорог этот юноша, Нарцисса, – заговорил он. – И мне очень важно, чтобы у него появился... близкий друг.
«Друзей и любовь не покупают», – Нарцисса вовремя прикусила язык.
– Что же нам делать, миссис Малфой? – спросил Лорд. – У вас есть предложения?
– Вероятно, мой Лорд, молодому человеку нужно чуть больше времени, чтобы освоиться в обществе, – осторожно начала Нарцисса. – Он не самого знатного происхождения и, возможно...
– Он полукровка, – оборвал ее Лорд. – Как и я. Жертва трагических обстоятельств. Но кровь Принцев, как и кровь Гонтов, уверяю вас, жила на этой земле, еще когда о многих древних семействах слыхом не слыхивали.
Идиотка... Нарцисса задрожала и рухнула на колени.
– Умоляю простить меня, мой Лорд...
Ледяные пальцы приподняли ей подбородок.
– Вам не за что просить прощения, миссис Малфой. Я верю, что вы старались выполнить мое поручение. И вы правы, Северусу, возможно, не хватает воспитания, чтобы понять тонкие игры высшего света. Встаньте. У меня для вас подарок.
Лорд выудил из кармана небольшой сверток, увеличил его и развернул.
– Собственно, подарок не совсем вам. Северус зельевар и должен ценить хорошие вина. Бордо, говорят, скрашивает одиночество, как добрый приятель... – он пристально посмотрел ей в глаза. – И у меня есть ощущение, что этой ночью мальчику будет одиноко.
Нарцисса, уже протянувшая руку к бутылке, отшатнулась.
– В-вы... Мой Лорд, вы хотите, чтобы я отнесла ему этот подарок... ночью?
– Меньше трагизма в голосе, дорогая моя, – усмехнулся Лорд. – Я ведь не отнимаю у вас мужа, не угрожаю сыну – просто предлагаю небольшое и, возможно, приятное приключение. Посидите, поболтаете по-дружески, выпьете хорошего вина, и все у вас наладится к нашему общему удовольствию. Вот адрес, деточка. Я в вас верю.
Тыквенный Джек оскалил зубы и подмигнул ей.

* * *

Она долго подбирала платье. Достаточно соблазнительное, чтобы Снейп «клюнул», но не настолько откровенное, чтобы выглядеть шлюхой. Остановившись на обтягивающем голубом, она увеличила немного декольте, добавила кружев и горько посмотрела на себя в зеркало. А кто ты есть, деточка? Старый мерзавец кладет тебя под своего фаворита и явно намекает, что тебе грозит за непослушание, но... Ты уверена, что тебе самой этого не хочется?

Замок в двери щелкнул, слушаясь хозяина дома. В спальню вошел Люк.
– Хорошо, что ты еще не ушла, – прошептал он.
Нарцисса не знала, чего ждать. Сцены ревности? Просьбы остаться? Может быть, Люк найдет выход – в конце концов, можно бежать...
– Бедная моя... – вздохнул Люк, и она поняла, что побега не будет.
– Нарси, я хочу сказать, – Люк краснел, бледнел и запинался. – Хочу сказать, что... я понимаю, чем ты жертвуешь ради... Чтобы ты не думала, что я... – он сглотнул. – Ты всегда останешься моей любимой женой.
– Спасибо, что не осуждаешь меня, Люк, – тихо сказала Нарцисса. – Я уверена, что на моем месте ты поступил бы так же.
Больше здесь говорить было не о чем, и она аппарировала.

Ночь и утро 1 ноября 1980 года

Берег реки – странное место для аппарации. Чуть промахнешься – и в воду... В такой дождь можно было бы аппарировать прямо на крыльцо – ни один маггл носу на улицу не высунет. Впрочем, долго размышлять над тем, чего не изменишь, было не в ее привычках. Она поднялась на набережную и, морщась, вынула из сумочки клочок пергамента с рисунком Лорда.

Искать пришлось долго: она не ожидала, что любимчик Лорда живет в таких трущобах. Наконец нужный дом выглянул из ряда одноликих кирпичных коробок – осторожно, как помоечный кот из-за угла. Нарцисса постояла, собираясь с духом, потом поднялась по замызганным ступенькам и постучала. Принц открыл не сразу. Постучав третий раз, она облегченно вздохнула и собралась было уже уйти, когда за дверью послышался шорох и скрежет и хозяин приоткрыл дверь, выставив вперед палочку.
Яркий свет «люмоса» слепил глаза, и Нарцисса попятилась.
– Чем обязан? – поинтересовался Принц тоном, далеким от любезности.
Покойный свекор обязательно скривился бы: «Не чем, а чему, молодой человек». Нарцисса растянула губы в улыбке. – Дождь идет... Может быть, ты предложишь мне войти, Северус?
Он смерил ее взглядом и молча посторонился.

Нарцисса огляделась. Крохотную полутемную гостиную можно было бы назвать бедной, даже нищей, если бы не книги. Старинные фолианты по стенам чопорно поблескивали знакомыми и незнакомыми именами, давая понять, на что хозяин тратит те весьма приличные деньги, что получает от Лорда. На столе под лампой валялся рядом с дымящейся кружкой чая трактат Парацельса, за который Люк, наверное, удавился бы. Впрочем, Люк коллекционировал книги и рукописи по принципу «чем дороже, тем лучше» и редко открывал свои приобретения, кроме как чтобы полюбоваться гравюрами или обратить внимание гостя на уникальную опечатку. Здесь книги, похоже, читали.

Помедлив и не дождавшись привычной помощи, Нарцисса сняла плащ и повесила его на вешалку у двери – рядом с поношенным маггловским пальто.
– Чаю? – Принц, похоже, запоздало вспомнил о правилах гостеприимства.
– У меня есть кое-что получше, – она поставила на стол вино.

Принц равнодушно скользнул взглядом по бутылке и исчез в проеме между полками. Нарцисса огляделась, ища, где бы присесть. Выбор был невелик, и, поколебавшись, она предпочла креслу диван. В конце концов, для того, зачем она сюда пришла, им лучше сесть рядом...
Он вернулся с парой бокалов и разлил вино. Поджал губы, оглядел гостью с ног до головы, задержав взгляд на декольте чуть дольше, чем следовало бы, и присел на другой край дивана.
– Итак? – прищурился он.
Нарцисса нервно сглотнула, вертя в руках бокал.
– Мне... нужна твоя помощь, Северус... Может, мы выпьем сначала?
Он поднял свой бокал, посмотрел вино на просвет, понюхал – и поставил обратно на стол.
– Предпочел бы говорить на трезвую голову.

Фраза прозвучала бы уверенно и даже зловеще, умей он лучше управлять интонациями. Но голос в конце забрался вверх, и Нарцисса вдруг поняла: он все-таки мальчишка. И нервничает.
– И все же, Ваше высочество... – она улыбнулась и пододвинулась чуть ближе.
Его глаза расширились, на мгновение он замер, шумно втягивая воздух, – а потом решительно встал, забрал у нее бокал и пересел в кресло.
– Вас... тебя прислал Лорд, чтобы я тебя трахнул? – глухо спросил он.
Нарцисса замерла, не в силах ответить. Принц замолчал. Его кисти, сцепленные в замок, то сжимались, то снова разжимались.
– Ты не шлюха, Нарцисса. Насколько мне известно. Почему ты согласилась? – спросил наконец он.
– У меня... – голос задрожал, и она начала снова. – У меня сын, Северус...
– А, – кивнул он и тонко, как-то совсем по-мальчишечьи, хихикнул. – Я думал, кого ты назовешь, сына или мужа.
– Ты пока один, – вспыхнула Нарцисса. – Тебе не понять.
Принц замер, будто его ударили.
– Да. Я один, – он вскочил. – Пошли.
За окном сверкнуло. Начиналась гроза...

На втором этаже было отчетливо слышно, как дождь стучит по крыше. Нарцисса огляделась. Большая двуспальная кровать была такой же ветхой, как мебель в гостиной, на трюмо стояли какие-то флакончики и безделушки, покрытые пылью. Такой же слой пыли покрывал подоконник и дверцы шкафа. Спальня родителей, – поняла она. Как давно он сюда не заходил?
Принц скинул белье на пол и начал рыться в нижнем ящике шкафа, смешно дергая тощим задом.
– Где-то тут были простыни... Ага, вот! – Он взмахнул палочкой, и кровать накрылась свежим бельем. – Ложись.
– А... – Нарцисса растерянно оглянулась по сторонам, пытаясь понять: то ли раздеваться, то ли искать душ, то ли призвать вино из гостиной.
– А, еще! – дернулся Принц. – Сядь.
Нарцисса присела на край кровати, он сел рядом – и вдруг накрыл ее собой и впился в шею. Поцелуй был больше похож на укус – горячий и почти болезненный. Она дернулась, вдохнула его запах, и что-то внутри сжалось – не то в страхе, не то в предчувствии.
Принц отшатнулся и встал. Она потерла влажное пятно на шее.
– Покажешь Лорду завтра, – сказал Принц. – Об остальном я позабочусь.
Дверь спальни, скрипнув, захлопнулась за ним. Нарцисса осталась одна.

Рано утром она оделась и аппарировала домой. Сны, которые преследовали ее всю ночь, она списала на то, что нанюхалась вина вечером. Так было проще всего.

Ноябрь 1980 – октябрь 1981 гг.

Мужу ничего не говори, его как книгу читают. И можешь перекрашиваться. Я скажу, что мне надоели рыжие.

Записка не была подписана. Нарцисса нашла ее тем утром на столе – под открытой бутылкой бордо. Торопливо сожгла, прежде чем вернуться домой, и последовала обоим советам. Визиты Принца на чай постепенно сошли на нет, но Лорд на них и не настаивал больше: видимо, поверил в успех своей аферы. Уже потом, много лет спустя, Нарцисса прочтет о бессмертной любви Великого Героя и в сердцах обзовет дважды почившего Томаса Риддла дважды идиотом. Идиотом, принявшим любовь за похоть и порядочность – за симпатию. И она, гусыня, хороша...

Но это потом. А тогда – на целый год, от одного Хэллоуина до другого, – между ними повисла тайна. Одна на двоих: Помнишь? – Помню. – Не выдашь? – Не выдам.

Он стал – если это только было возможно – еще угрюмее, молчаливее, задумчивее. Все меньше общался с бывшими однокашниками, чаще пропадал у Лорда и в лабораториях. Прошло Рождество, минула весна, настало тревожное лето – Люк постоянно носился где-то со своим отрядом, возвращался с каменным лицом, скидывал замаранную кровью мантию эльфам и уходил в свою спальню. Драко пошел, сказал первые слова, поджег первую занавеску. Осенью Принца взяли преподавать в Хогвартс, и он совсем перестал у них появляться, зато зачастил суетливый, вечно потеющий коротышка – Петтигрю. Готовилось что-то серьезное, но Нарциссу – тебе не стоит волноваться, дорогая, все будет хорошо! – в мужские тайны не посвящали.

Потом... Потом рвануло – как котел первокурсника. Задело многих. Кто-то погиб, как Эван и Уилкс. Кто-то попал на Остров, как Белла с мужем и деверем, кому-то удалось сохранить жизнь и свободу – той или иной ценой. Каркаров – душка Игорь в смешном пенсне и со смешным акцентом – неожиданно заговорил в аврорате и выкарабкался по чужим головам. «Не жить ему, когда наше время вернется», – скрипел зубами Люк, подсчитывая, сколько пришлось потратить на «улаживание дел».
– А ты еще хотел отдавать мальчика в Дурмштранг, – пожимала она плечами и кивала Добби подавать чай.
– Ну, если выбирать между ним и Стариком...

Но на самом деле выбор стоял между Каркаровым и Принцем. Между трусом, предавшим дело и товарищей, и любовником – как думал Люк – жены. Северуса вытащил – ни много ни мало – сам Старик. Похоже, маскировка раскаявшегося юнца, которую придумал Лорд, сработала на славу. Он, кажется, так и не попал под процесс: спокойно работал в школе и уже на следующий год стал деканом в заметно поредевшем Слизерине.

Все это Нарцисса узнавала из обрывочных слухов. В их отношениях наступил десятилетний перерыв.

Август 1991 года

Летом, когда Драко исполнилось одиннадцать, снова начались разговоры, куда отдавать ребенка. Нарцисса отчаянно отмахивалась от мысли, что дрожит над сыном, как самая обычная клуша, и пыталась придумать – хотя бы для себя – разумные доводы в пользу Хогвартса. Знакомый язык, знакомая программа, знакомые ребята. Нет опасности – в случае чего: Старика можно было обвинить не в одном грехе, но детей он в заложники не брал. Опять же, Люк в попечителях... И – да. Там Принц. На Принца можно положиться.

Когда его наконец пригласили на ужин, неизвестно, кто сильнее нервничал: она или Люк. Наверное, Люк – он все примерял разные маски, от холодно-вежливой до компанейской. Уж точно не Снейп.

Снейп. Уже давно не Принц. Не мальчишка, жмущийся в угол слизеринской гостиной, не юнец-фанатик со странным блеском в глазах. Мужчина. Угрюмый, уродливый, желчный. Опасный. Нарцисса ждала от встречи неловкости, смущенного узнавания, но оказалась совсем не готова к странному холодку внутри – тому, что впервые зашевелился в ней за год до гибели Лорда. Этот же холодок накроет ее в дождливую августовскую ночь через шесть лет, когда она придет на Спиннерс-энд просить, а закончит требованием клятвы, – и вернется на седьмой год новой жизни. Вернется прежде, чем она узнает Снейпа в одноглазом незнакомце с обожженным лицом.

Беседовал в тот вечер Люк. Драко чинно сидел за столом, представленный будущему декану, Нарцисса помалкивала – блюла приличия. Только когда Снейп уже собрался уходить, а Люка отвлек вызов с работы, она нашла в себе силы подойти.
– Вы... по-прежнему носите черное, профессор?
Он знакомо наморщил нос.
– Оно по-прежнему не пачкается... У нашего «на ты» истек срок годности?
Нарцисса оглянулась на мужа и положила ладонь на черный рукав.
– Северус, позаботься о мальчике, хорошо?

– Помнишь?
– Помню.
– Обещаешь?
– Обещаю.

Август 2005 года

Проводив клиента до двери, Хильда, улыбаясь, вернулась к Нарциссе.
– Чуть не забыла, дорогая! Заходил твой мальчик, сказал, что Люциуса выписывают послезавтра.
Нарцисса рассеянно кивнула и отошла.

Дрянь!
Эгоистичная шлюха! Как ты могла, когда... когда Люк...
Глотая слезы, она раскрыла большие портняжные ножницы и сжала широкое лезвие. Кровь потекла по запястью, закапала вниз, на разложенные выкройки серой школьной мантии. Дрянь...

Убрать пятна и спрятать порез было делом пары минут. Еще пять минут ушло на то, чтобы отпроситься у Хильды на неделю. Горячка с формой подходила к концу, последние несколько дней они как-нибудь обойдутся без нее. Люк... Они уедут. Она увезет его в Борнмут, он ведь так любит море. Они снимут маленький коттедж, он будет дышать свежим воздухом и есть фрукты, и, может быть, ему станет получше. Она загладит свою вину.

Десятого сентября Люка увезли в хоспис. Спрашивать о Смите у Хильды Нарцисса не стала.